Конан. Путь к Трону

— В этом напитке, — молвил он, — сок багряного лотоса, что растет в Стигии. Наш Командор должен быть мертв, как король Тутхамон; однако он жив, хотя и не больше, чем живой труп с открытыми глазами.

Публий, загибая пальцы, словно подсчитывая что-то в уме, проговорил:

— Вероятно, отравитель взял такую дозу яда, которой хватило бы, чтобы убить обычного человека, он и не подозревал о силе великана Конана.

— Это зеленоглазая ведьма! — воскликнул Троцеро. — Это ее рук дело! Я никогда не доверял ей, и то, что она исчезла этой ночью, доказывает, что это ее рук дело. Будь она в моей власти, я сжег бы ее у позорного столба!

Декситей повернулся к князю:

— Ты сказал — зеленые глаза? Женщина с зелеными глазами?

— Да, зеленые, как два изумруда. Но почему ты спрашиваешь? Разве ты не знаешь о подруге Конана, этой красотке Альсине?

Декситей вспомнил свое предчувствие, нахмурился и покачал головой.

— Я слышал, что наш маршал привез с собой какую-то танцовщицу из аргосских таверн, — пробормотал он, — но я пытаюсь закрывать глаза на подобное беспутство среди моих сыновей, и Конан скрывал ее от меня. Горе нам! Ибо всеведущий Митра предупреждал меня во сне — остерегайтесь зеленоглазой тени, что витает возле нашего вождя, я же не знал, что зло уже проникло к нам. Горе мне, горе, ибо я не исполнил волю Бога, не поведал товарищам о предостережении.

— Довольно! — произнес Публий. — Конан жив, и мы можем вознести хвалу богам за то, что прекрасная отравительница не умеет хорошо считать. Пускай при нем будут только слуги, никого другого в палатку не пускать! Пока мы восстанавливаем силы, людям надо говорить, что у него легкое недомогание. Если он выживет — то выживет; но пока командование должен принять ты, Троцеро.

Князь Пуантенский угрюмо кивнул:

— Я сделаю все, что смогу, раз я помощник командора. Ты, Публий, должен восстановить свою шпионскую сеть, — нам нужно знать о действиях Прокаса. Сейчас время утренней поверки, и мне нужно идти. Я буду держать этих ребят в ежовых рукавицах, как Конан, если не пуще.

* * *

К тому времени, как Прокас выступил, чтобы вторгнуться в Аргос, у Львов снова были зоркие глаза и чуткие уши за границей. Вожди мятежного войска получили сообщения о мощи захватчиков и собрались у Конана в палатке. Годы тронули волосы Троцеро сединой, наложили печать усталости на его чело, но принесли ему также чувство уверенности в себе. Он спросил Публия:

— Что нам известно о численности врага?

Публий склонился над своими восковыми табличками и погрузился в подсчеты. Наконец он поднял глаза, лицо его выражало тревогу.

— Втрое сильнее нас, даже больше, — вздохнул он. — Черный день, друзья. Мы не потянем против них, это будет наш последний бой.

— Бодрись! — князь хлопнул тучного казначея по спине. — Ты никогда не будешь военачальником, Публий; еще до начала битвы ты убедишь воинов, что их побьют.

Он повернулся к Декситею:

— Как наш больной?

— Он начинает постепенно приходить в себя, но двигаться еще не может. Я думаю, что он выживет, — слава Митре!

— Что же, если он не сможет сесть на коня, когда запоют боевые трубы, то это сделаю я. От Просперо слышно что-нибудь?

Публий и Декситей покачали головами.

— Что же, в таком случае мы должны сделать то, что в наших силах, — вздохнул Троцеро. — К утру враг уже будет в пределах досягаемости, и нам нужно решать — либо драться, либо отступать.

* * *

С гор спустился туман, он окутал Приграничный Легион — конницу, пехоту. Впереди кружились конные разведчики, между рядами воинов ехала колесница маршала Амулия Прокаса. Мятежники выстроились на равнине и готовились дать бой.

Все сохраняли внешнее спокойствие, оно скрывало бесчисленные страхи и немые молитвы. Люди ждали. Широкий фронт аквилонского войска, превосходящего их по численности, не позволял князю Троцеро напасть с флангов или произвести ловкий обходной маневр. Тем не менее отступление привело бы к тому, что войско мятежников немедленно рассеялось бы. Князь знал, что организованный, продуманный отход, когда арьергард задерживает врага, невозможен. Подобный отход с боем успешен только тогда, когда войско хорошо обучено и сохраняет бодрость духа. А эти люди, обескураженные тем, что случилось с ними на Алимане, попросту обратятся в бегство, не разбирая дороги, каждый сам по себе. Аквилонские же всадники будут настигать беглецов и убивать, убивать, — пока спасительная ночь не накроет уцелевших воинов своими драконьими крылами.

Троцеро стоял на холме и смотрел, как приближается враг. Он сделал слуге знак принести меч. Подтянув ремни на кольчуге, полководец вскочил в седло. Его окружали несколько сотен конников, и он обратился к ним:

— Друзья, вам известен наш план. Вряд ли что получится, но это — наш единственный шанс.