Конан. Путь к Трону

Ибо Троцеро решил, что их единственная надежда заключается в том, чтобы броситься навстречу аквилонскому войску, в самую гущу их рядов и прорваться к самому Амулию Прокасу. Это было самоубийство, это граничило с безумием. Он знал, что вражеский военачальник был в летах, тучен, старые раны не позволяли ему быстро двигаться, поэтому он находил, что ездить верхом слишком тяжело для его дряхлых костей, и предпочитал передвигаться в колеснице. Он знал также, что колесничему будет нелегко управлять колесницей в сражении. Таким образом, если бы коннице мятежников чудом удалось прорваться к аквилонскому маршалу и убить его. можно было бы породить смятение в рядах его воинов и разбить их.

По словам Троцеро, перспектива была мрачной, но лучшего плана он не мог изобрести. Он старался не показать своей неуверенности. Он смеялся, шутил с воинами — так, словно их ожидала непременная победа, а не жалкая попытка разбить лучшее в мире войско, втрое превосходящее силой.

Судьба в лице царствующей особы, Мило, короля Аргосского, вновь оказалась на стороне мятежников. Еще до того как Аквилония начала свое вторжение, аргосский шпион, загнав по дороге из Мессантии трех лошадей, привез во дворец известие о том, что Нумедидес приказал нарушить границы Аргоса. Таким образом, король Мило узнал о готовящемся нападении одновременно с мятежниками. Мило, оскорбленный до этого заносчивостью посланника Кесадо, рассвирепел. Обычную его флегматичность как рукой сняло. Он приказал полку, что был ближе всего к границе, выступать немедленно и во всеоружии с тем, чтобы дать отпор захватчикам.

Быть может, несколько успокоившись, Мило отменил бы свой приказ. Он не думал, что Нумедидес намеревается отобрать часть его земель, — как это сделал его предшественник, король Вилер, — и поэтому, если трезво подумать, не стоило прибегать к таким решительным мерам. Но к тому времени, как гнев его остыл, войска уже шли к северу, и король, движимый своим упрямством, отказался изменить решение.

Амулий Прокас встал со своим войском на привал. Разведчик, задыхаясь, подлетел к его колеснице, когда он подробно объяснял воинам план атаки.

— Командор! — он жадно ловил ртом воздух. — Над южной дорогой висит огромное облако пыли; выглядит так, как будто на подходе другое войско!

Прокас велел разведчику снова повторить то, что он сказал. Выслушав его, он прошипел злобное проклятие, рывком стащил с головы шлем и швырнул его под ноги — шлем загудел колоколом. Произошло именно то, чего он так боялся, — король Мило, узнав о вторжении заранее, выслал вперед войска, чтобы преградить ему путь. Лающим голосом Прокас подозвал помощников:

— Отдайте команду «вольно» и проследите, чтобы у каждого была вода. Пусть разведчики наблюдают за мятежниками и попробуют узнать что-нибудь о приближающемся войске — какова численность, сколько конницы, сколько пехоты и все остальное. Разбейте палатку и соберите моих военачальников на совет.

Через час разведчики доложили, что приближается тысяча конных воинов, и Прокас растерялся, не зная, какое из двух зол выбрать. Он не решался вступить в бой, не имея на то прямого приказа короля, — это означало бы начало открытой войны с Аргосом. К тому же он не мог просто так нарушить прежний приказ.

Не было сомнений в том, что войско Прокаса сможет разбить мятежников и заставить конницу Мило отступить в Мессантию. Но это повлечет за собой великую войну, к которой Аквилония не готова. Да, его страна больше и сильнее, и жителей в ней больше, но король ее был склонен, мягко говоря, к странностям; и его правление серьезно ослабило силы могучей Аквилонии. И может случиться так, что Аргос, сражаясь на родной земле, движимый праведным гневом против захватчиков, — да еще и получая помощь от каких-то ничтожных бунтовщиков, вроде тех, что собрались под Львиным Знаменем, — возьмет верх над родиной Прокаса.

Вместе с тем Прокас не мог и отступить. Его войско превосходило войска мятежников и аргосцев, вместе взятых, и король Нумедидес с легкостью мог расценить отход как трусость или измену. — после чего Прокас лишится головы за неповиновение.

Солнце клонилось к западу, а Прокас все еще держал совет. Мнения его военачальников расходились, и он медлил с решением. В конце концов он сказал:

— Сегодня уже слишком поздно, чтобы что-то начинать. Мы отойдем к северу, туда, где мы оставили обоз, и разобьем укрепленный лагерь. Отдайте людям приказ, пусть начнут земляные работы.

* * *

Троцеро, давно спешившись, наблюдал за войском врага, щурясь от солнца. Рядом стоял Публий и жевал куриную ножку. Доев ее, казначей спросил:

— Во имя Митры, что делает Прокас? Мы здесь и ждем его, а он отходит назад и разбивает лагерь. Спятил он, что ли? Ведь он должен знать, что ночью мы можем без шума исчезнуть. Или проскользнуть мимо него и войти в Аквилонию.

Троцеро покачал головой: