Конституция свободы

Хотя, конечно, неверно, что такая централизованно планируемая система может быть эффективнее системы, основанной на свободном рынке, тем не менее нужно признать: только централизованно управляемая система может попытаться гарантировать, что разные индивиды будут получать то, чего они – как кто-то считает – заслуживают по моральным основаниям. В границах, устанавливаемых принципом верховенства закона, очень многое может быть сделано для более эффективной и гладкой работы рынка, но здесь никогда не удастся достичь того, что люди считают распределительной справедливостью. Нам придется исследовать проблемы, возникшие в ряде самых важных областей современной политики в результате стремления к распределительной справедливости. Но прежде чем мы обратимся к этому, нам следует рассмотреть интеллектуальные движения, которые за последние два или три поколения так много сделали для дискредитации принципа верховенства закона и, демонстрируя пренебрежение к этому идеалу, серьезно подорвали сопротивление новому возрождению произвольного правления.

Глава 16 Упадок закона

Догма, согласно которой абсолютная власть, в соответствии с распространенной гипотезой происхождении ее от народа, может быть столь же легитимной, как и конституционнал свобода… нависла над нами темной тучей.

Лорд Актон[526]

1. Ранее мы уделили достижениям Германии внимания больше обычного – отчасти потому, что в этой стране если не практика, то теория верховенства закона получила самое значительное развитие, а отчасти потому, что было необходимо понять начавшуюся там реакцию против этой концепции. Как было и с большей частью социалистической доктрины, теории права, разрушившие принцип верховенства закона, возникли в Германии и отсюда разошлись по всему миру.

В этой стране между победой либерализма и поворотом к социализму, или некоторой разновидности социального государства, прошло меньше времени, чем где-либо еще. Едва были сформированы институты, призванные обеспечивать верховенство закона, как общественное мнение изменилось настолько, что стало невозможным, чтобы они служили тем целям, ради которых были созданы. Политические обстоятельства в сочетании с изменениями в чисто интеллектуальной сфере ускорили развитие, которое в других странах происходило медленнее. Из-за того, что объединение страны было достигнуто благодаря искусству государственных деятелей, а не стало итогом постепенного развития, усилилась вера в то, что сознательный замысел должен перестраивать общество в соответствии с заранее выбранной моделью. Социальные и политические амбиции, поощряемые этой ситуацией, изрядно поддерживались философскими течениями, существовавшими тогда в Германии.

Требование, чтобы государство проводило в жизнь не просто «формальную», но «материальную» (то есть «распределительную», или «социальную») справедливость, периодически выдвигалось со времен Французской революции. К концу XIX века эти идеи уже оказали глубокое влияние на теорию права. К 1890 году ведущий социалистический теоретик права мог следующим образом выразить то, что уже превращалось в доминирующую доктрину: «Посредством безусловно одинакового отношения ко всем гражданам, независимо от их личных качеств и их экономического положения и поощрения безграничной конкуренции, действительно был достигнут колоссальный рост производства; но вместе с тем эти условия привели к тому, что бедные и слабые были допущены только к ничтожному участию в пользовании умножившимися продуктами производства. Вследствие этого возникло новое экономическое и социальное законодательство, которое стремится к защите слабого против сильного и к обеспечению ему хотя бы только скромной доли жизненных благ. В настоящее время стало известным, что нет более сильного неравенства, чем одинаковое отношение к неравным условиям»[527]. И еще был Анатоль Франс, издевавшийся над «величественным лицом закона, который и богатым и бедным равно запрещает ночевать под мостами, просить милостыню на улицах и красть хлеб»[528]. Эта знаменитая фраза повторялась бессчетное число раз исполненными благих намерений, но неразумными людьми, не понимавшими, что они подрывают основы всякого беспристрастного правосудия.