Конституция свободы

5. Мы видели, как практика поддержки крайне нуждающихся за счет казенных средств в сочетании с практикой принуждения людей к страхованию от подобных ситуаций, чтобы не стать обузой для других, в конце концов почти повсеместно породила третью, иную систему, при которой людям, оказавшимся в определенных обстоятельствах, таких как болезнь или старость, обеспечена помощь независимо от того, нуждаются ли они в этом и позаботились ли они о себе сами[698]. При такой системе каждому обеспечивается тот уровень благосостояния, который считается для них необходимым независимо от того, способны ли они сами позаботиться о себе, каковы были их личные взносы и какие взносы они по-прежнему способны делать.

К этой третьей системе изначально переходили, как правило, добавляя к тому, что выплачивалось людям за счет принудительного страхования, выплаты из общественных фондов, а затем предоставляя им якобы по праву то, что лишь в малой части покрывалось их собственными взносами. Превращение этого принудительного перераспределения доходов в законное право получателя не может, разумеется, изменить того факта, что такие выплаты можно оправдать только особой нуждой и потому они не перестают быть формой благотворительности. Но этот их характер обычно маскируется тем, что это право предоставляется всем или почти всем, при этом из карманов более благополучных людей извлекается намного больше того, что они получают. Предполагается, что большинство не стремится завладеть тем, что они, как и сами знают, не заработали, а получили только из-за личной нужды, а также испытывает неприязнь к «проверке нуждаемости» – и это стало предлогом, чтобы так все запутать, что люди перестали понимать, за что они заплатили, а за что – нет[699]. Все это было сделано для того, чтобы, утаивая информацию, убедить общественное мнение принять новый метод распределения дохода, который менеджеры новой структуры с самого начала рассматривали как лишь временную полумеру, из которой со временем должен развиться аппарат, в явном виде осуществляющий перераспределение[700]. Это развитие событий можно было предотвратить, только если бы с самого начала была проведена четкая грань между выплатами, которые получатель полностью покрыл своими прежними взносами, а потому имеет на них юридическое и моральное право, и теми, которые предоставляются в порядке помощи, а потому требуют подтверждения нуждаемости.

В связи с этим следует отметить еще одну особенность единого государственного механизма социального обеспечения: его способность использовать собираемые принудительным образом средства для пропаганды мер по расширению этой принудительной системы. Очевидна глубокая абсурдность того, что большинство облагает себя налогами, чтобы содержать пропагандистскую организацию, стремящуюся убедить это самое большинство продвинуться по этому пути еще дальше, чем оно уже согласилось. Хотя, по крайней мере в США, стало общепринятым использование государственными организациями пиар-методов, вполне правомерных в частном бизнесе, все же весьма сомнительно, что в условиях демократии разные ведомства могут правомерно расходовать общественные средства на пропаганду расширения собственной деятельности. И ни в одной другой области это не стало настолько общим явлением в национальном и международном масштабе, как в области социального обеспечения. Это в конечном счете означает, что группе специалистов, заинтересованных в определенном проекте, было позволено тратить государственные средства на манипулирование общественным мнением в свою пользу. В результате как избиратели, так и законодатели получают информацию исключительно от тех, чью деятельность они должны направлять. Трудно переоценить то, в какой степени этот фактор помог ускорить весь этот процесс – он происходил намного быстрее, чем люди бы позволили в противном случае. Такую субсидируемую пропаганду, проводимую существующей на налоговые средства организацией, никоим образом нельзя сравнивать с конкурентной рекламой. Она дает организации власть над умами, сопоставимую только с аналогичной властью тоталитарного государства, владеющего монополией на средства распространения информации[701].