Корабельные новости

– Когда мы бываем у Бити, она иногда готовит свиные щечки и ножки, – сказала Банни. – Я их обожаю.

– А я ненавижу, – подхватила Саншайн, с шумом всосав со дна стакана остатки сока.

– А вот и нет. Ты всегда съедаешь все до последнего кусочка.

Принесли тресковые щечки с картошкой.

– Гм, – сказала тетушка, – у нас получается что-то вроде «информационного ужина». У меня тоже есть сообщение. Хорошая новость и плохая новость. Хорошая состоит в том, что я получила крупный заказ, выполнение которого займет бо́льшую часть зимы. Плохая – в том, что работать придется в Сент-Джонсе. В свете последних событий я много думала о своем бизнесе. Давайте признаем: здесь владельцев яхт не так много, как на Лонг-Айленде. В списке портов для захода Ньюфаундленд стоит у яхтсменов отнюдь не на первом месте. Это меня беспокоило. Потому что за последние полтора месяца заказов было – кот наплакал. Если бы не загадочные деньги с Макао (впрочем, для меня не такие уж загадочные – подумать только, какая странная женщина: расчленяет собственного мужа и при этом возвращает долги!), я оказалась бы на мели. Вот я и стала шевелить мозгами. На Ньюфаундленде интенсивное коммерческое судоходство. Может, я подняла не тот флаг? Может быть. Я попробовала изменить название, на старое заказчики толпами не валили. Как вам, спросила я у миссис Мейвис Бэнгз, такое: «Драпировка судов от Хэмм»? То есть это могут быть яхты, могут быть танкеры – словом, все, что плавает. Ей понравилось. Тогда я обзвонила судоремонтные верфи в Сент-Джонсе, представилась хозяйкой фирмы «Драпировка судов от Хэмм», и оказалось, что в нас есть нужда. Приступаем с места в карьер: крупный заказ – грузовое судно «Рим», сильно пострадавшее от пожара. Полностью разрушен мостик, обивка в офицерской кают-компании, в комнате отдыха экипажа – все испорчено дымом и водой. Работы – на несколько месяцев. Так что я забираю с собой в Сент-Джонс Дон и миссис Мейвис Бэнгз, и мы будем работать там, пока не закончим. Владельцы выбрали ногехайд[74] цвета бургунди и темно-лазурный, очень умно. Натуральная кожа – не для всех. К тому же она плесневеет, как ты знаешь. Дон ждет не дождется переезда в Сент-Джонс. Банни, заправь салфетку за воротник, чтобы не измазать одежду кетчупом. Ты же такая неряха.

– Папа, – сказала Банни, – а я кое-что умею делать. Шкипер Алфред меня научил. Называется «Солнце в облаках».

– Да? – сказал Куойл, макая кусочек тресковой щечки в стальную пиалу с соусом тартар. – Но, тетушка, где ты там будешь жить? Номер в отеле на два месяца обойдется в целое состояние.

– Смотри! – сказала Банни, хитроумно наматывая на пальцы веревочную петлю.

– А это еще одна хорошая новость, – сказала тетушка, жуя морской гребешок. – «Атлантические ремонтники» держат две квартиры как раз на такой случай. Мистер Малт – это человек, с которым я имею дело в компании, – говорит, что им часто приходится приглашать экспертов в разных областях – по напряжениям и деформациям металла, по конструкциям винта, инспекторов и так далее. Вот и нам предоставляют одну из этих квартир бесплатно. В ней две спальни. Это часть сделки. Есть там и рабочее пространство. Мы установим свое оборудование. Брат Дон поможет нам погрузить все в кузов моего пикапа. Ногехайд уже откуда-то везут, из Нью-Джерси, кажется. Мы отбываем в конце следующей недели. А все благодаря изменению названия.

– Звучит весьма авантюрно, тетушка.

– Весной я вернусь, и мы сможем снова переехать в зеленый дом, как только откроется дорога. Это подсластит ожидание. Я имею в виду – если ты все еще намерен туда вернуться. А может, ты хочешь уехать обратно в Нью-Йорк?

– Я в Нью-Йорк не хочу, – заявила Банни. – Марти Баггит – моя подруга до конца жизни. Но когда вырасту, я туда съезжу.

Куойл тоже не собирался возвращаться в Нью-Йорк. Если жизнь – электрическая дуга между тьмой и тьмой, то первая часть его жизни прошла в ровном тусклом свечении. И вот он как будто нашел поляризующую линзу, которая углубляет и делает более контрастным все, на что смотришь через нее. Он вспоминал себя в Мокингбурге, нелепого, смиренно принимавшего все, что с ним происходило. Неудивительно, что любовная стрела пробила ему сердце и легкие, заставив истекать кровью.

– Папа, – чуть не плача, сказала Банни. – Я уже второй раз показываю, а ты не смотришь. И тетушка тоже.

– Я смотрю, – сказала Саншайн. – Но ничего не вижу.

– Может, тебе очки нужны? – спросила тетушка.

– Прости, Банни, детка. Покажи еще раз. Я весь внимание.

– И я тоже, – подхватила тетушка.

Девочка туго натянула веревочную петлю, несколько раз, нырнув средними пальцами, как челноками, под тот или иной край, намотала ее так, что большие и указательные оказались в четырех углах образовавшейся фигуры.

– А теперь смотри на солнце, – сказала она. – Солнце – это дырочка посередине, остальное – облака. Смотри, что сейчас будет. – Она стала медленно растягивать фигуру, дырочка в середине становилась все меньше, меньше и наконец исчезла.