Корабельные новости

Куойл начинал наслаждаться буйным весельем, чувством свободы, узы отцовства на сегодняшний вечер были ослаблены, мысли о Петал и Уэйви отступили. Во взрослой жизни ему всего раза два или три довелось побывать на вечеринках, и ни разу – на мальчишнике. Обычные вечеринки представились ему теперь замаскированными играми, напоминающими своего рода бадминтон со светским и сексуальным уклоном. Эта была совершенно другой. «Здесь царило грубое возбуждение, больше походившее, – подумал он, – на потасовку возле портового бара, чем на веселое прощание с Натбимом». Зловоние от смешавшихся запахов табака, рома и грязных волос. Туристская шляпа Терта Карда, то выныривавшая, то снова уходившая в глубину, как будто он делал приседания, при этом постоянно вытирая предплечьем пот со лба.

– Вот меня все спрашивают про волосатого дьявола! – прокричал он. – Так я вам расскажу.

Из его бесконечного монолога до Куойла доносились лишь обрывки:

– Когда мой отец в молодости жил на Лабрадоре… его называли Неуклюжим Кардом, потому что он все делал левой рукой… Рассказывал, что у него было такое чувство, будто рядом, под снегом, дыра… Идти осторожно, иначе… призрак… провалишься и полетишь вниз по спирали… Один раз он взял с собой своего приятеля Альфонса. Они пришли в охотничий домик… Альфонс говорит: «Тут ничего хорошего, я возвращаюсь». Отец уломал его: подождем до рассвета… легли спать. А утром Альфонс исчез… Его следы… впереди, а потом – ничего… Никаких следов, снег вообще не примят.

Мужчина с мясистым лицом, размером и формой напоминавшим шестнадцатифунтовый окорок, притиснулся к Куойлу. Хотя он кричал, казалось, что голос доносится издалека.

– Привет, Куойл. Я – Адонис Коллард. Веду гастрономическую колонку. Хотел познакомиться. Я до Якорного когтя редко добираюсь. Все больше, знаешь, в бухте Миски шустрю. По ресторанам.

Толпа насела, и Куойла отнесло к бадье с пивными бутылками. Аудиосистема Натбима выплескивала устрашающе низкие звуки, похожие на храп и визг пилы одновременно. Потом снова возник Терт Кард, у которого изо рта торчал кусок ветчины.

– Отец взял шест. Прощупал им то место, где кончались следы. И вдруг – такой звук, как будто пробка из бутылки выстрелила… глубокий синий колодец, дна не видно… цилиндр из полированной стали. Он бросает в него палку… Свист, как от санного полоза.

Кто-то втиснулся между ними, и Куойл попытался пробраться к выходу, работая локтями, как веслами. Но Терт Кард снова предстал перед ним.

– И вдруг – что-то позади него. Волосатый дьявол прыгнул прямо в дыру – как хоккейная шайба… красные глаза. Говорит отцу… вернусь за тобой… вот только вымою свои кастрюли и сковородки. Отец… сорок миль бежал не останавливаясь.

– Моя жена, – пробасил Куойл, – умерла.

– Я знаю, – ответил Терт Кард. – Это не новость.

К десяти часам Куойл был пьян. Толпа стала такой плотной, что Натбим не смог пробиться к туалету или к выходу и помочился на оставшиеся в голубом бочонке чипсы, подав пример остальным. Оглушительная музыка провоцировала безумие. Во дворе завязались две драки, и Дидди Шовел, весь в крови, зашвырнул мотоцикл Натбима в бухту. Потом огляделся в поисках балки, на которой желал повисеть, зацепившись мизинцем. Появился Дэннис, почему-то опаленный и шатающийся, с бутылкой рома в руке. Человек, которого Куойл раньше никогда не видел, с мрачным лицом, спустив штаны, танцевал в грязи. Мощный рывок – и двадцать скандирующих мужчин подняли один конец трейлера и выбили из-под него шлакоблок. Какой-то Джек, обняв Дэнниса за плечи, пил с ним из одной бутылки. Какой-то грузовик беспорядочно врезался в другие машины, рассыпая по земле осколки стекла. Билли Притти лежал на ступеньках, беззвучно распевая песни и вынуждая всех переступать через него. Участников вечеринки охватило сметающее все на своем пути дикое безумие; общий крик, рев, ругань сливались с грохотом музыки, грубым храпом и шумным бешенством. Акцент проявлялся все заметней, пока не обернулся сугубо местным портовым говором. Куойл не мог разобрать ни слова.

Изможденный черноволосый человек, на фут выше остальных местных мужчин, которые отличались широкими скулами, отсутствием шеи, песочного цвета волосами и бочкообразной грудью, поднялся по ступенькам и гаркнул:

– Ага! Он х’чет нас брос’ть! А мы ‘го не ‘тпустим. За мной, парни, р’знесем его л’дку в щепки. Недди, где твоя бенз’пила?

– Не-е-ет! – завопил Натбим. – Не-е-е-т! Попробуйте только, мать вашу, тронуть ее! Отвалите от нее, чтоб вам пусто было!

С диким ревом с десяток мужчин рванули за черноволосым. Куойл не понимал, что происходит, только видел, что остался один. Веселье переместилось куда-то без него. Как обычно. Куойла забыли. Ничего, черт возьми, не изменилось. Разозлившись на то, что его отвергли, он, шатаясь, побрел по дороге… Куда? Куда-то.

– Куойл, сукин сын, а ну вернись, помоги мне спасти ее!

Но вопль Натбима утонул во всеобщей какофонии.