Корабельные новости

Даже в тусклом свете, даже несмотря на дряхлость человека, чья жизнь приближалась к концу, Куойл увидел сходство. Тетушкины непослушные волосы, безгубый рот отца, фамильные глаза, глубоко посаженные под жесткими, как конский волос, бровями, осанка – как у брата Куойла. И такой же, как у самого Куойла, уродливый подбородок-утес, только чуть поменьше, покрытый белой щетиной.

В представшем перед ним человеке, в лачуге, где обитала нищета минувшего века, Куойл увидел, откуда он произошел. Старик был безумен, механизм его рассудка давным-давно разболтался, и шестеренки клацали друг о друга обломанными зубцами. Он обезумел от одиночества и отсутствия любви, или от какого-то наследственного химического сбоя в организме, или от ощущения, что его предали, которым страдают все отшельники. Вокруг валялись мотки лески, под ногами была затоптанная до твердости камня смесь древесной трухи, песка, морской тины, водорослей, клочьев овечьей шерсти, обглоданных бараньих ребер, хвои, рыбьей чешуи, костей и лопнувших плавательных пузырей, тюленьих потрохов, хрящей кальмаров, битого стекла, рваной одежды, собачьей шерсти, обрезков ногтей, древесной коры и запекшейся крови.

Куойл достал из кармана шнурки с завязанными на них узелками и швырнул их на пол. Старик метнулся вперед, тупыми грубыми пальцами схватил шнурки и бросил в печку.

– Теперь их никто не развяжет! Огонь сохранит их навечно!

Куойл не смог закричать на него, даже несмотря на колдовские узлы на пороге детской комнаты, даже несмотря на белую собаку, так напугавшую Банни. Только сказал:

– Не надо больше этого делать. – Что, разумеется, ничего не значило.

И вышел.

Поднимаясь обратно по разбитой дороге, он думал о старом Куойле, о его убогой магии животных внутренностей и узелков. Конечно же, старик жил, подчиняясь фазам Луны, магическим знакам на листьях деревьев, видел, как кровавые дожди и черные снега налетали с моря, верил, что гуси проводят зиму, вмерзая в болота Манитобы. И его последней жалкой защитой от воображаемых врагов были узелки, которые он завязывал на обрывках веревки.

Куойл заглянул в мастерскую. Элвин Йарк в полумраке скобелем обстругивал изогнутый кусок древесины.

– Вроде хороший форштевень получается, – прогудел Йарк. – Ходил тут в лесу, глядь – елка, я и говорю себе: вот хорошее дерево для лодки Куойла. Вишь, как оно расширяется книзу? Ладная будет лодка, узкая, но не чересчур. Лет десять назад я построил лодку для Ноа Дэя. Тот ствол тоже казался подходящим, но был слишком прямой, понимаешь, расширения нужного в нем не было. Вот нос и вышел задранный. Ноа мне говорит: «Была бы у меня другая лодка, я б эту продал».

Куойл кивал, прикрыв ладонью подбородок.

«Мужчина с похмелья слушает рассуждения мастера-лодочника о тонкостях кораблестроения».

– Вот почему лодки бывают разные. Каждое дерево растет немного по-своему, поэтому и каждая лодка – по форме носа, по форме кормы – тоже особенная. Ну, так же, как люди. Каждый человек особенный, кто-то хороший, кто-то нет. – Видимо, он услышал это в проповеди и взял на вооружение. – «Никуда не годится “Жареный гусь”», – вдруг пропел он хриплым низким голосом.

Куойл стоял среди загнутых ребрами деревянных брусов, по щиколотку в стружке. Мерз. На Элвине были рабочие рукавицы, бегунок на молнии бликовал, отражая свет.

Основные брусы стояли прислоненными к стенам.

– Эти я спилил неделю назад. Их сейчас обрабатывать незачем, – объяснял он Куойлу. – Я сначала делаю три главных: носовой брештук, мидель-шпангоут и транец. У меня, знаешь, свои лекала, от отца достались. Он все деревяшки ими мерил и по ним резал. Но теперь уже многие его метки стерлись, а на некоторых никогда и не было написано обозначение, так что я и не знал, чего они там значат. Так вот, я делаю сначала три основные части и свес кормы. Тогда уже мне ясно, как все делать дальше.

Задача Куойла состояла в том, чтобы поднимать, держать и подносить. Головная боль усилилась. Он как будто чувствовал даже ее форму и цвет – огромная буква «Y», вырастающая из затылка, пронизывающая весь череп и рогами разветвляющаяся к глазам, черно-красная, как кусок мяса, зажаренный на гриле.

Элвин Йарк выреза́л, строгал и шлифовал соединения вполунахлест, пока они не начинали прилегать друг к другу, как руки в крепком рукопожатии. Когда стыки были готовы, он соединил корму с килевой доской. Стоило Куойлу наклониться вперед, как головная боль пронзала глаза, грозя выдавить их.

– Теперь поднимай ахтерштевень.

Потом дейдвуд был закреплен во внутренних пазах стыков.