Корабельные новости

– А теперь будем собирать, – сказал Йарк, вставляя четырехдюймовые шурупы в гнезда и закрепляя болтами. При этом он все время напевал: «Никуда не годится жареный гусь». – Это хребет. Хребет твоей лодки. Дальше будем ее одевать. Но тот, кто разбирается в лодках, уже сейчас может представить себе, как она будет выглядеть. А вот как она поплывет, как будет вести себя на волне, на зыби, этого никто заранее сказать не может, пока не выйдет на ней в море. Кроме старика дядюшки Леса, Леса Баджела. Но он уже помер. Сейчас ему было бы лет сто тридцать. Он строил лодки по всему побережью еще до того, как я впервые увидел молоток и гвоздь. Какие скифы и дори он делал! Они резали воду, как горячий нож масло. Но самой лучшей была последняя. Правда, выпить любил дядюшка Лес, это да, самогон в глотку себе вливал квартами. До старости не дожил. Странно, что мы все доживаем.

При упоминании о спиртном в висках у Куойла бешено запульсировала кровь.

– Жена померла, дети уехали в Австралию. Только и было на уме, что похороны, гробы да жемчужные ворота[78]. Наконец решил он сам себе гроб построить. Налил полчайника самогона и пошел к себе в мастерскую, принялся там молотком стучать. Полночи пилил да заколачивал. Потом приполз домой и заснул прямо на полу в кухне. Мой старик-отец пошел к нему в мастерскую – очень уж ему хотелось на этот чудо-гроб посмотреть. И увидел: гроб с кормой и килем, красиво обшитый досками, с аккуратно просмоленными швами, шести футов в длину, покрашенный, складный. А самое лучшее в нем было – свес кормы, ладно пригнанный, низкий – хоть сейчас мотор ставь.

Куойл слабо засмеялся.

Йарк прикрепил болтами еловую доску, которую называл фартуком, к внутренней поверхности кормы.

– Корму укрепляет, – объяснил он, – и обшивку поддерживает. Если мы доберемся до обшивки. Если я до этого доживу. – Он согнулся в три погибели, что-то измерил, забил гвоздь в самый край киля, накинул на него петлю меленого голубого шнура, натянул его до противоположного края и резко дернул. Взметнулось легкое голубое облачко мела – и на дереве осталась ровная линия.

– А теперь и чаю попить не грех, – пробормотал Йарк, утер нос обратной стороной ладони, склонившись над кучей опилок, отсморкнул древесную пыль и слизь, после чего допел свою песенку.

Но Куойлу нужно было идти к трейлеру Натбима.

На ступеньках трейлера сидели Натбим, Дэннис, Билли Притти и черноволосый; несмотря на холод, они пили пиво. При одной мысли о том, чтобы тоже выпить, Куойла чуть не стошнило. Ни крана, ни лодки видно не было.

– Ну и видок у тебя, Куойл.

– И самочувствие такое же. Что с лодкой? – По крайней мере, трейлер снова стоял ровно на своих шлакоблоках. В кривую оконную раму было вставлено новое стекло.

– Пропала лодка, – ответил Дэннис. – Крана найти не удалось, и Карл пригнал свой бульдозер. Ну, и все пошло наперекосяк. Он сорвал кабину. Позвали водолаза из Безымянной, Орвара, он приехал, подвел под лодку трос. Мы потянули его под углом, а она и переломилась пополам. Прилив наступал очень быстро, и ее, похоже, унесло. Где-то дрейфуют две ее половинки, так что теперь она, ко всему, еще и представляет опасность для навигации.

– Гнусно как-то все получилось, – сказал Билли Притти. Колени у него были в грязи, половина лица в ссадинах и царапинах, эмалево-голубые глаза налиты кровью. Он пригубливал пиво, словно пил какой-то аперитив.

Натбим, наоборот, набрал полный рот, проглотил и посмотрел на бухту. Низкое небо тяжело нависало над водой. Хоть было еще только три часа дня, быстро темнело.

– Мне бы все равно не удалось уплыть, – сказал он. – Циклон надвигается. Штормовое предупреждение, дождь со снегом, сопровождаемые похолоданием, – словом, веревочка с полным набором узлов. Ко вторнику тут уже будет стоять крепкий лед. Я не смог бы уплыть.

– Уплыть, может, и не уплыл бы, – сказал Билли Притти, – но мог бы вытащить лодку на берег до следующей весны.

– Что теперь толку разбавлять пиво слезами? – сказал Натбим.

На колени Билли Притти опустилось несколько снежинок. Он подул на них, чтобы растопить. Но на их место легло много новых.

– Перья дьявола, – сказал он.

Как выяснилось, Натбим сдаваться не собирался.

– В свете последних событий я изменил свои планы.

– Решил задержаться? Оставайся на празднование Рождества, а там видно будет.

– Не думаю, что мне еще когда-нибудь в жизни захочется участвовать в каком бы то ни было праздновании, – ответил Натбим. – Это, знаешь, как с тем мальчишкой, который таскал сахар из сахарницы ложками, пока бабушка не усадила его перед тазом сахара, дала огромную ложку и не велела вставать, пока таз не опустеет. После этого парень сахар в рот не брал. – Он жалобно рассмеялся.

– Хорошо еще, что у тебя хватает духу смеяться над всем этим, – сказал Дэннис, тоже улыбнувшись.