Корабельные новости

– Если не смеяться, свихнуться недолго. Нет, я решил улыбаться, обо всем забыть и улететь в Бразилию. Там тепло. Никаких туманов. Вода чудесно-зеленая, как в бассейне – точно как на картинах Дэвида Хокни. Благоухающие бризы. Может, я еще успею пожить там несколько месяцев в свое удовольствие. А рыба! О господи! Стейки из желтохвоста. И есть у них такой особый соус – его кладут на рыбу и в салаты, очень простой: выжимаешь сок лайма, добавляешь добрую щепотку соли и даешь настояться в течение нескольких недель, потом процеживаешь, выливаешь в бутылку, закрываешь пробкой и, когда нужно, пользуешься. Правда, запах у него немного странный, зато вкус замечательный. Им хорошо сбрызнуть кусок рыбы, только что снятой с гриля. А еще кубинский зеленый соус – лайм, чеснок, водяной кресс, табаско, сметана и икра лобстера. А я еще готовлю карри – карри с моллюсками, сваренными в кокосовом молоке, и кусочками копченого парусника[79] – это, скажу я вам, рай на тарелке.

– Остановись уже, – сказал Куойл.

Снег припорошил им плечи и волосы, затуманил вид на бухту.

– Дорогой мой, я еще, черт возьми, даже до каменных крабов не добрался. Каменные крабы, прославленные желтые, алые и эбеновые имперские вершины крабового племени всех семи морей, эпикурейский час славы, момент истины на столе. Я люблю их с растопленным маслом, в которое добавляю толику кислого лаймового соуса и несколько капель ликера, настоянного на маринованных грецких орехах, ну и, может быть, еще крошечку чеснока.

– Ты, Натбим, поэт-гастроном, – сказал Билли Притти. – Твой карри с плавником тюленя я никогда не забуду. Это была поэма.

– Рискну предположить, Билли, что мы с тобой два единственных на земле человека, которые отведали это редкое блюдо. Ну и, конечно, креветки. По-бразильски. Берешь большую черную чугунную сковороду. Разогреваешь на ней оливковое масло, кидаешь несколько зубчиков чеснока, потом кладешь креветки, прямо из моря – конечно, сначала их надо немного подсушить. Когда они приобретают прелестный оранжево-красный цвет, складываешь их в мешочки из коричневой бумаги, добавляешь немного морской соли, пару смолотых зернышек зеленого перца – или вместо этого можно разок тряхнуть над ними бутылочку с табаско – и подаешь прямо в этих мешочках. Откусываешь голову, зубами выдавливаешь в рот мясо и выплевываешь хвост.

Вокруг них уже кружила метель. Стоило Натбиму обернуться лицом к ветру, как волосы и брови у него покрылись толстым слоем снега. Остальные поворачивались так, чтобы ветер дул в спину.

– Именно так готовил креветки мой старый друг Партридж, – сказал Куойл.

До того молчавший черноволосый нахмурился. На его плечах лежали пышные снежные эполеты.

– Не знаю, но у Нелл в Безымянной бухте их тоже неплохо готовят. Маленькие креветки, размером с ноготь. Она их чистит, окунает в масло и обваливает в растолченных крекерах из грубой муки, потом обжаривает и подает с соусом тартар. То, что надо! А еще их хорошо есть с мучным соусом и печеными бобами.

– Да, это самые сладкие креветки, какие я едал, – согласился Натбим. – Они очень вкусные, эти маленькие креветки. Так или иначе, позднее я, может быть, продрейфую вдоль берега, потом переберусь на тихоокеанское побережье Мексики, в какую-нибудь деревушку, где живут охотники на акул. Очень суровые места, и очень суровое занятие. Но конкретно я ничего не планирую. Сначала надо туда добраться.

– Эх, – сказал Билли, ребром ладони, как скребком, сгребая снег с затылка. – Стать бы мне снова молодым. Я бы поехал с тобой. Я плавал до Сан-Паулу и дальше вдоль побережья. Даже пробовал тот лаймовый соус, про который ты рассказывал. Это было еще в тридцатые годы. И каменных крабов. И на Кубе был, и в Китае. До войны. Мы, ньюфаундлендцы, великие путешественники. У меня тут племянник недавно заходил в порт на десантном транспорте морской пехоты, вез американцев на их «Войну в заливе». В какой бы уголок на земле ты ни заехал, везде нас найдешь. Но теперь я вышел из того возраста, когда все интересно. Мне уже один черт – что лайм, что картошка, что рыба, что мясо.

– Когда ты едешь, Натбим?

– Во вторник. Так что у меня есть еще последняя возможность состряпать парочку занятных историй для Джека с Тертом. «Престарелая вдова бежит с любовником-лобстером!», «Премьер-министр купается в импортном пиве», «Похотливый старый папаша насилует пони своих детей». Может, я еще буду скучать по «Балаболке». Да, Куойл, плохая новость для тебя. Гудледы сказали, что после вчерашнего никогда больше не сдадут свой трейлер никому из сотрудников газеты. Я их умолял, говорил, что у тебя две прелестные маленькие дочки, что ты очень скромный парень, примерный квартиросъемщик, никогда не устраиваешь вечеринок и прочая, прочая, но они ничего и слушать не желали. Прости, мне очень жаль.

– Найду что-нибудь другое, – сказал Куойл. С каждым вдохом снег все сильнее забивал ноздри. Головная боль перешла в тупую пульсацию где-то в глубине черепа.

– Это плохо, – сказал Билли Притти, посеребренный снегом, словно сменивший сезонную окраску. – Очень плохо.