– Да, долгая. Но со мной за компанию приехала Уэйви Проуз. – Зачем он сообщил это старику?
– А, ну да. Та, у которой муж погиб.
– Она самая, – подтвердил Куойл.
Судя по всему, с головой у старика все в порядке. Куойл огляделся в поисках веревок с узелками, их не было.
– Ну, что вы думаете? – осторожно спросил он. Вопрос мог значить все, что угодно.
– О! Отлично! Отличная еда! У них тут дождевая ванна, прямо с потолка, сынок, как белый шелк, и мыло пенится прямо в руке. Чувствуешь себя как мальчишка в горячей воде. И каждый день дают чистую одежку. Белую, как только что выпавший снег. Телевизор. Карты, игры.
– Похоже, здесь совсем неплохо, – сказал Куойл и подумал, что нельзя отправлять старика обратно в вонючий свинарник.
– Нет-нет. Не все тут хорошо. В этом чертовом месте полно психов. Я знаю, где я. Но житейских удобств столько, что я им подыгрываю. Они спрашивают: «Кто вы?», а я им: «Джоуи Смоллвуд» или: «Самый большой краб в кастрюле». Они думают: «О да, он не в себе. Оставим его тут».
– Гм, – сказал Куойл. – В Якорном когте есть дом «Золотой век». Вероятно, будет возможность… – Хотя Куойл не был уверен, что старика туда примут. Он сунул руку в карман, достал фотографию пуделя и протянул старику.
– Это вам, подарок.
Старик взял рамку трясущимися скрюченными пальцами, посмотрел. Отвернулся к окну, в которое было видно море; поднял левую руку и прикрыл глаза ладонью.
– Я вязал узлы против тебя. Вызвал злые ветры. Овцы сдохли. Белолицый не может войти.
Смотреть на него было тяжело. Куойл пожалел, что не принес коробку шоколада. Но стойко продолжил:
– Кузен Нолан. – Слова прозвучали странно. Однако, произнеся их, Куойл неким образом связал себя с этой скукожившейся человеческой оболочкой. – Кузен Нолан, все позади. Не вините себя. Проде́ржитесь здесь, пока я разузнаю насчет «Золотого века»? Там есть несколько человек из Якорного когтя и Безымянной бухты. Вы же понимаете, что в Опрокинутую вам возвращаться нельзя.
– Никогда не хотел там жить! Хотел быть пилотом. Летать. Мне было двадцать семь, когда Линдберг перелетел Атлантику. Видел бы ты меня тогда! Какой я был сильный! Он был здесь, на Ньюфаундленде. Взлетал отсюда. Все они здесь побывали: Святой Брендан[87]
, Лейф Эрикссон[88], Джон Кабот[89], Маркони, Лаки Линди[90]. Тут свершились великие события. А я всегда знал. Знал, что родился для славных дел. Но с чего начать? Как вырваться отсюда и начать? Я стал рыбачить, но меня называли горе-рыбаком. Видишь ли, я был невезучим, притягивал несчастья. Не было мне удачи. Никому из Куойлов не было. Пришлось жить самому по себе. И в конце концов у меня не осталось никаких надежд.Куойл пообещал разузнать все о «Золотом веке» в Якорном когте и решил пока ничего не подписывать.
Старик посмотрел мимо Куойла на дверь.
– А где Агнис? Она ни разу меня не навестила.
– Сказать по правде, я не знаю почему.
– А я знаю, почему она не хочет меня видеть. Ей стыдно! Стыдно, что я знаю. А когда была девочкой, любила у меня бывать. Как-то прибежала к моей старухе со своей бедой, умоляла помочь. Распустила сопли, рыдала. Грязные женские делишки! Я видел, как она выкапывала тот корень можжевельника, дьявольской ягоды, как у нас его называют: у него ягоды – как глаза дьявола, выглядывают из-за листьев. Старуха сварила из того корня черный дьявольский чай и поила ее им на кухне. Она там всю ночь провела, визжала и выла так, что я заснуть не мог. Утром я пришел на кухню, так она голову поднять боялась, отвернула к стене свое красивое лицо. А в тазу было что-то кровавое. «Ну что, – говорю, – все закончилось?» Старуха отвечает: «Закончилось». И я пошел к своей лодке. Это ее брат с ней сотворил, громила Гай Куойл. Он над ней снасильничал, когда она была еще совсем девчонкой.
Куойла перекосило, он почувствовал, как разошлась трещина на его обветренной нижней губе. Значит, у тетушки тоже был свой «остров ночных кошмаров». Его собственный отец! Боже милостивый.
– Я еще зайду утром, – пробормотал Куойл. – Если вам что-нибудь нужно…
Старик сидел, уставившись на фотографию пуделя. Но, отвернувшись от него, Куойл подумал, что теперь он действительно заметил искру безумия в его глазах, и вспомнил историю, которую рассказывал Билли про мертвую жену старика, ту самую старуху. Про осквернение трупа. Боже, что же за люди эти Куойлы?