Корабельные новости

– Ну вот, теперь это уже на что-то похоже, – сказал он. – Сегодня мы разметим основные панели обшивки.

Своей потершейся и истрепанной рулеткой он стал измерять расстояние от верхней точки форштевня вдоль какой-то невидимой линии, продолжая что-то невнятно объяснять Куойлу. Подсчитал, где находится средняя точка длины корпуса, и заново пометил киль – на несколько дюймов ближе к этой средней точке. Потом измерил расстояние от старнпоста, чтобы вычислить положение гака. Куойл аккуратно сложил в ряд стамески и ножовки и посмотрел в запорошенное древесной пылью окно на покрытую льдом бухту. Йарк продолжал делать замеры, подсчитывая глубину свеса кормы от линии обшивки на основе правил и формул, которые держал в голове.

– Подай-ка мне вон ту пилу, сынок, – сказал старик.

Он говорил так, словно рот у него был набит снегом. Куойл подал пилу, потом отвертку, потом снова пилу, отвертку, пилу, при этом он учился, наблюдая, как Йарк прорезает пазы в деревянных панелях, чтобы потом соединить их попарно. Наконец, когда все было готово, он держал панели, соединенные друг с другом, пока старик прикреплял их к лодочному дну мощными скобами, которые он называл подставами.

– А теперь сделаем пазы в старнпосте, сынок.

Он привинтил болтами свес кормы, металл вгрызался в дерево намертво. Йарк уперся руками в бока, со стоном разогнулся и сказал:

– Ну, можно устроить перерыв, раз мы сделали больше, чем рассчитывали. Уэйви приехала?

– Да. И дети.

– Это хорошо, когда дети рядом. Они не дают стареть. – Он откашлялся и сплюнул в опилки. – Ну, и когда вы наконец решитесь?

Он выключил свет, обернулся в полумрак мастерской и посмотрел на Куойла. Куойл не совсем понял, что он имел в виду. Расщелина, которую представлял собой рот Йарка, растянулась. Не столько в улыбке, сколько в усилии разомкнуть планки, которые он соединил впритык; задавая свой прямой вопрос, он взглядом показал Куойлу сделать то же самое со своими створками – как деревянными, так и другими, подразумеваемыми.

Куойл тяжело вздохнул, словно после тяжелой работы, и ответил:

– Я не знаю.

– Это из-за мальчика?

Куойл покачал головой. Как же это объяснить? Как объяснить то, что он любил Петал, а не Уэйви, что вся отпущенная ему способность любить выгорела в тогдашний короткий промежуток его жизни. В какой-то момент искра может вспыхнуть снова, для кого-то она никогда и не гаснет. Для Куойла, например, который отождествлял любовь со страданием. С Уэйви же он чувствовал лишь покой и тихую радость. Но вслух он сказал:

– Из-за Херолда. Ее мужа. Она всегда о нем помнит и очень предана его памяти.

– Херолд Проуз?! – старик закрыл дверь. – Я тебе кое-что расскажу о Херолде Проузе. Когда он пропал, кое-кто вздохнул с облегчением. Ты про такой тип мужчин – бабник – слыхал? Так вот Херолд был именно таким. Он плодил ублюдков по всему побережью, от Сент-Джонса до Расхожей бухты. В бухте Миски даже шутку придумали – посмотреть на ребенка и сказать: «Похож на Херолда». Кстати, иногда это было правдой.

– Уэйви знала?

– Конечно, знала. Он ей всю жизнь испоганил. Сам посвящал ее в свои делишки. Пропадал на недели, даже на месяцы. Шлялся невесть где. Так что ты насчет Херолда не беспокойся, парень. Конечно, по тому, как она свято хранит память о нем, можно подумать, что он и впрямь трагическая фигура. А что ей еще остается делать? Есть же мальчик. Не скажешь же ему при таких обстоятельствах, что его отец был крысой. Я знаю, что она придумала красивую историю про Херолда. Но куда это ее приведет?

Он снова открыл дверь.

– Наверное, недалеко от Херолда, – сказал Куойл, отвечая на этот риторический вопрос.

– Ну, это еще как посмотреть. Эвви испекла хлеб с «морской корочкой». Можно перекусить и выпить по чашке чаю. – Он похлопал Куойла по руке.

Охота на тюленей началась в марте. Несколько иностранцев отправились на Фронт[91], кровавый Фронт у берегов Лабрадора, где гренландские тюлени производят на свет детенышей и линяют под укрытием торосистых льдов. Веками люди замерзали и тонули там, пока по телевизору, на символически багровом экране, не показали, как они забивают бельков дубинками.

Тысячи тюленей заходят в бухты, и возбужденные жители побережья выходят охотиться за ними на всем, что способно плавать среди льдин.

В четыре часа утра, в серых проблесках занимающегося рассвета, Джек Баггит выпил последнюю чашку чая, снял с крючка за плитой куртку с капюшоном, надел связанные женой теплые рукавицы, взял ружье и положил в карман коробку патронов. Погасив свет, он нащупал щеколду. Дверь тихо закрылась за ним.

Холодный воздух хлынул в горло, как ледяная вода. Небо напоминало сеть, в ячейках которой застряли сияющие звезды.