Корабельные новости

– Бабах! – повторила женщина. Халат у нее распахнулся. Куойл увидел синяки на бедрах над коленями.

– Так вот, ворвалась она на берег и пошла крушить дома. И это были не ваши прибрежные дома, дома мясников и пекарей, нет, это были красивейшие дома, спроектированные всемирно известными архитекторами.

– Правильно! Правильно! – женщина понукала его, как понукают цирковую собаку прыгнуть через горящий обруч.

– Разнесла двенадцать домов, причалы и эллинги. В щепки, в мелкие щепки. Вот так: бабах!

– Бабах!

– А потом пошла обратно и растерла все в пыль. Сровняла с землей. Уилки Фитц-Чейндж как раз пытался уснуть в гостевой комнате одного из этих домов – он был послом в какой-то маленькой восточноевропейской горячей точке и теперь, в пляжном домике у Джека и Дафны Джершомов, приходил в себя после нервного срыва – так он едва спасся. Потом рассказывал: ему показалось, что по нему стреляют из пушек. Но самое невероятное то, что единственным повреждением, которое она сама получила в этом совершенно безумном неуправляемом бесчинстве, была трещина в шверте. Ни вмятины, ни царапины.

Женщина с полным ртом закрыла глаза и кивнула. Но теперь весь ее вид говорил о том, что ей все это надоело, что она устала от всех этих людей.

Куойл представил себе тяжеленное судно, врезающееся в соседние суда, сносящее дома и доки. Он откашлялся.

– Что привело вас в Якорный коготь? Просто проводите отпуск?

Седовласый мужчина с энтузиазмом продолжил свою речь:

– Отпуск? Здесь? На самом заброшенном и жалком побережье в мире? Да меня бы сюда и калачом не заманили. Я бы скорее согласился пойти в бурные воды сорока тысяч островов Огненной Земли на мусорной шаланде. Нет, мы, видите ли, меняем обивку. – Его голос саркастически зазвенел. – Сильвер, моя дражайшая женушка, желает воспользоваться услугами особого специалиста по обивке яхт. Единственного среди тысяч. Он раньше жил на Лонг-Айленде, в каких-то семи милях от нашей летней резиденции. А теперь мы вынуждены тащиться к нему на этот забытый богом каменный берег. От самых Багамских островов – и только затем, чтобы поменять обивку в обеденном салоне. Как тут вообще можно жить? Господи, нам даже кожу пришлось везти с собой.

По тому, с каким нажимом он произнес «металлическое» имя своей жены, Куойл догадался, что на самом деле ту звали каким-нибудь заурядным именем вроде Эллис или Бернис.

– Мастер – обивщик яхт? Я даже не знал, что такие существуют.

– Еще как существуют. Вы только подумайте: на яхтах полно невероятных, странно несимметричных поверхностей – совершенно нелепых скамеек, каких-то треугольных столов. На то, чтобы сделать обивку только в столовой такой уникальной яхты, как эта, нужны тысячи и тысячи долларов. Выполняются все прихоти клиента. И, разумеется, все яхты разные. На некоторых особенно роскошных стены и потолки обтянуты кожей. Я видел даже кожаные полы – помнишь, Сильвер? Кажется, это была яхта Бискита Парагона? Пол из квадратов кордовской кожи. Конечно, на ней и упасть не страшно.

– Как его фамилия? – спросил Куойл. – Местного обивщика яхтенных интерьеров. Читателям это будет интересно.

– О, это не он, – сказала женщина. – Это она – Агнис Хэмм. «Яхтенные интерьеры и перетяжка мебели Хэмм». Нудная дама, но с мебельной иглой в руке – богиня! – Она рассмеялась.

Билли Притти засобирался.

– Ну, большое вам спасибо, друзья… Байонет и Сильвер…

– Мелвилл. Как Герман Мелвилл. – Мужчина наполнил свой бокал, рука у него дрожала – быть может, потому, что он промок до нитки. Они обменялись с ним рукопожатием, Билли Притти коснулся холодных пальцев женщины. Вон из этой душной каюты, под освежающий дождь. Мокрый чемодан, вероятно, был загублен безвозвратно.

Голоса в каюте становились все громче. «Ну, давай, – кричала женщина, – уходи отсюда, убирайся, посмотрим, как далеко ты уйдешь, мерзкий ублюдок! Снова станешь гидом. Давай, вали отсюда. Вали!»

14. Уэйви

В Вайоминге девочек называют Скайи[46]. На Ньюфаундленде – Уэйви[47].

Суббота. День. Куойл весь забрызган бирюзовой краской, которой он красил детскую комнату. Садится за стол, перед ним чашка чая на блюдце и тарелка пончиков с джемом.

– Значит, тетушка, – сказал он, – твой бизнес – обивка яхтенных интерьеров. – Отпил чаю. – А я думал, что ты перетягиваешь диваны.

– Ты видел мою вывеску? – Тетушка шкурила комод, терла дерево шуршащим наждаком, обвисшая кожа на руке колыхалась в такт движениям.

Банни и Саншайн – под столом, с машинками и картонным полотном дороги, извилистым, как на автодроме. Банни поставила на дороге заграждение – деревянный брусок.

– Это лось, – сказала она. – А это едет папа. Др-р-р. Би-бип. Лось не обращает внимания.

Она сокрушает машинкой деревянный брусок.

– Я тоже хочу! – Саншайн потянулась к бруску и машинке.

– Возьми свои. Это – мои.

Возня под столом, удар головой о ножку и вой Саншайн.

– Плакса! – Банни выкарабкалась из-под стола и швырнула брусок и машинку в Саншайн.

– Тише вы! – сказала тетушка.

– Успокойся, Банни.