– Все закончилось через три месяца. Первое, что я сделала, когда немного пришла в себя, – взяла собачку и назвала ее Уоррен. – Она не стала объяснять, что хотела, произнося часть имени Айрин Уоррен по пятьдесят раз на дню, вызывать воспоминания о былом счастье. – Пока не выросла, нрав у нее был вполне мирный. А потом она стала кидаться, правда, только на незнакомцев. Спустя некоторое время я арендовала то самое помещение и занялась обивкой яхтенных интерьеров. А другу, моему дорогому другу, так и не довелось увидеть мою мастерскую.
Куойл лежал на спине на полу, на его груди громоздились деревянные брусочки, которые падали, когда он делал вдох.
– Это лодки, – сказала Саншайн. – А папа – вода, а это мои паромы. Папа, ты – вода.
– Примерно так я себя и чувствую, – сказал Куойл.
Банни подошла к окну, поставила два бруска на подоконник. Вгляделась в заросли тукаморов.
– Вот так и занимаюсь я этим последние тринадцать лет. А когда твои отец и мать умерли, хотя с твоей матерью мы и знакомы-то не были, я подумала: самое время вернуться на старое место. Иначе я рискую вообще никогда его больше не увидеть. Ведь я старею. Хотя и не ощущаю этого. Знаешь, не надо тебе опускаться до их уровня. – Имелось в виду лежать на полу заваленным брусками. – Они не будут тебя уважать.
– Тетушка, – сказал Куойл, витая мыслями где-то между «кораблями» у себя под подбородком и обивочным бизнесом. – А эта женщина, твоя помощница в мастерской… Что, ты говоришь, она изучала в университете? – Ему всегда нравилось играть со своими детьми. Он ощущал неловкость оттого, что испытывал удовольствие, складывая кубики вместе с Банни. И ему было интересно даже делать пирожки из песка.
– Ты имеешь в виду Дон? Ну да, миссис Бэнгз ведь никогда и в школу-то не ходила, не то что в университет. Фарологию, науку о маяках и сигнальных огнях, она изучала. Дон знает все о высоте установки маяков, о силе света, о частоте мигания и буях. На эту тему она может любого заговорить до полусмерти. И знаешь, она целый день об этом и толкует, чтобы не вылетело из головы. Как говорится, пользуйся, а то потеряешь. Она и боится потерять. Поэтому говорит сама с собой. А работу найти не может, хотя судоходство сейчас такое интенсивное, что можно всю ночь не спать, прислушиваясь, как перекликаются корабли. А что, эта Дон тебя интересует? – Тетушка потерла пальцы друг о друга, ощущая налет воска.
– Да нет, – ответил Куойл. – Я ее даже не знаю. Просто интересно стало.
Муха проползла по столу, остановилась, потерла носик передними лапками, потом поползла дальше, прихрамывая, ее задние лапки больше напоминали подпорки, чем гнущиеся конечности. Тетушка прихлопнула ее тряпкой.
– Может, зайдешь в мастерскую на следующей неделе? Познакомишься с Дон и Мейвис. Мы можем вместе перекусить в «Шкипере Уилле».
– Хорошая мысль, – сказал Куойл, бросив взгляд на Банни, уставившуюся в тукаморы за окном.
– На что ты там смотришь, Банни?
Хмурый взгляд в ответ.
– Когда вырасту, – сказала девочка, – я буду жить в красном бревенчатом домике и заведу несколько свиней. И никогда не буду убивать их ради бекона. Потому что бекон делают из свиней, папа. Нам Бити рассказывала. А Дэннис убил свинью, чтобы сделать бекон.
– Не может быть! – воскликнул Куойл, изобразив крайнее изумление.
Вторник, а Куойл никак не мог начать писать статью. Он засунул свой попорченный дождем блокнот с записями, сделанными на боттеряхте, под стопку газет. Куойл привык писать о резолюциях, голосованиях, подзаконных актах, повестках дня, заявлениях, расцвеченных политическими орнаментами. Но он не знал, как описать лакированное дерево «Крутой малышки». Как перенести на бумагу дикость Мелвиллов? Его мысли в основном занимала Банни. История с поцарапанной кухонной дверью. Он перебирал бумаги и без конца смотрел на часы. Может, пойти к тетушке в мастерскую? Спросить ее про Банни. Есть тут проблема или нет? В любом случае ненасытный Куойл умирал с голоду.
Не успел он завести свой универсал, как на память пришла та высокая женщина, Уэйви. Он посмотрел на дорогу в обе стороны, не идет ли она. Иногда она ходила в школу к полудню. «Вероятно, для того чтобы помогать там с ланчем», – подумал он. Ее не было. Но когда он перевалил через холм и стал виден дом Джека, она показалась – шагала по дороге, размахивая холщовой сумкой. Он подъехал, радуясь тому, что и она одна, и он один.