Горячий воздух, пропахший пережаренным маслом и окалиной, вырывался из вытяжной трубы «Шкипера Уилла». Спертый воздух внутри был еще хуже; рыбаки, все еще в своих непромокаемых комбинезонах, забрызганных рыбьей кровью, и резиновых сапогах, горбились над тарелками трески с жареной картошкой, запивая ее чаем из чашек со свисающими ниточками от пакетиков. Сигаретный дым растворялся в облаке, поднимавшемся от жаровни. Официантка без конца выкрикивала заказы на кухню. Куойл видел грязный фартук шкипера Уилла, вздымавшийся и опадавший, как лед в полосе прибоя.
– Ну, Агнис, детка, что будешь есть сегодня? – Официантка лучезарно улыбнулась тетушке.
– Тушеную треску, Перл. Ну, и чашку чая, конечно. А это мой племянник, работает в газете.
– Ага, я видала его уже. Был тут как-то с Билли. Ел бургер с кальмаром.
– Именно, – отозвался Куойл. – Очень вкусно.
– Это шкипер Уилл придумал бургеры с кальмаром. Сегодня тоже их возьмешь, дорогой?
– Да, – ответил Куойл. – Почему бы нет? И чай. Со сливками. – Что такое шкиперский кофе, он уже знал: слабенькое, но едкое варево с привкусом трески.
Куойл сложил салфетку веером, потом снова развернул и стал сгибать ее в треугольники все меньшего и меньшего размера. Потом взглянул на тетушку.
– Хочу тебя кое о чем спросить, тетушка. Это касается Банни. – Он долго собирался с духом, чтобы побеседовать с ней об этом. Петал сто раз говорила, что Банни – «ребенок со странностями». Он отрицал это. Но девочка и впрямь отличалась от других детей. Что-то в ней было «неисправно». Она напоминала чайник, то закипающий, закипающий, шумно бурлящий, выкипающий досуха и растрескивающийся, то холодный, с «цветками» накипи на дне и стенках.
– Тетушка, как ты думаешь, она нормальная?
Тетушка подула на чай, посмотрела на Куойла. Выражение лица осторожное. Она вглядывалась в Куойла так, словно он был новым сортом кожи, который она собиралась купить.
– Эти дурные сны. И ее взрывной характер. И… – Он запнулся. Ему было трудно говорить.
– А ты только подумай, – сказала тетушка, – что ей пришлось пережить. Она потеряла близких. Оказалась в чужом, странном месте. В старом доме. Среди незнакомых людей. Ее дедушка с бабушкой, мать… Я не уверена, понимает ли она, что с ними случилось. Иногда она говорит, что они все еще в Нью-Йорке. Для нее все перевернулось вверх дном. Как и для всех нас, впрочем.
– Это все так, – сказал Куойл, жадно глотая чай, – но есть что-то… – все внутри у него грохотало, как проезжающий поезд, – …что-то еще. Не знаю, как это назвать, но говорю именно об этом. – Слова «расстройство личности», сказанные как-то воспитательницей мокингбургского детского сада о Банни, которая толкала других детей и ела мелки́, стояли у него в ушах.
– Приведи пример – что ты имеешь в виду.
Зловещее облако опустилось на Куойла.
– Ну, например, Банни не нравится этот темно-зеленый цвет дома.
Прозвучало по-идиотски. На самом деле его напугало то, что случилось на кухне. Остальное он был готов не принимать во внимание. Принесли тушеную треску и бургер с кальмаром. Куойл вцепился в него зубами, как будто это была веревка, связывавшая ему руки, которую нужно перегрызть.
– Потом эти ее ночные кошмары. То, что она плачет и кричит без повода. В шесть – шесть с половиной лет ребенок не должен так себя вести. Помнишь, как ей привиделась собака в первый день нашего приезда? Как она оцепенела от страха при виде якобы лохматой белой собаки с красными глазами? И как мы искали везде где можно, но не нашли никаких следов этой собаки? – Голос Куойла стал хриплым. Чего бы он не дал, чтобы не находиться здесь сейчас. Тем не менее он решил выяснить все до конца.
– Да, конечно, помню. – Поскрипывание вилки по тетушкиной тарелке, кухонный жар, звон ножей, вспухающие и лопающиеся пузыри смеха. – Несколько недель назад был еще один случай с белой собакой. Знаешь, тот маленький белый камень, который лежит у меня в садике на валуне? Если смотреть сбоку, он похож на собачью голову. Банни прибежала и стала колотить в дверь, крича, что голову оторвали. Я подумала: случилось что-то ужасное. Никак не могла уговорить ее перестать кричать и рассказать мне, в чем дело. Наконец она протянула руку. На пальце у нее был маленький порез, совсем крохотный, в четверть дюйма. И капелька крови. Я наложила повязку, и она успокоилась. Но так и не сказала, откуда он взялся. А несколько дней спустя призналась, что выбросила «камень с собачьей мордой», и он ее укусил. Вот на пальце и осталась ранка.
Тетушка рассмеялась, чтобы показать, что тут нет ничего такого, отчего следует паниковать.