Читаем Корабельные новости полностью

– Мне вчера четыре человека позвонили по поводу этой гитлеровской яхты. Людям понравилось. И миссис Баггит понравилось. Я сам поехал посмотреть на нее. Конечно, ты ничего не смыслишь в кораблях, но это даже забавно. Так что продолжай в том же духе. Именно этого я от тебя и хочу. С сегодняшнего дня ты будешь вести колонку, понял? «Корабельные новости». Будешь описывать какое-нибудь одно судно, стоящее в порту. Усек? По истории о каком-нибудь судне каждую неделю. Причем не только в Якорном когте, а по всему побережью. Читателям понравится. Колонка. Ищи суда и рассказывай о них – неважно, что это будет: рыболовный ярусник или круизный лайнер. Ну, все. Мы закажем тебе компьютер. Скажи Терту Карду, чтобы зашел.

Но говорить что бы то ни было Терту Карду не было нужды, он все слышал сам поверх перегородки. Куойл вернулся к своему столу. Он ощущал легкость и жар одновременно. Натбим, соединив руки над головой, приветственно потряс ими. Трубка снова крутанулась. Куойл заправил бумагу в машинку, но не стал ничего печатать. Ему тридцать шесть лет, и это был первый раз, когда его похвалили.

Молочный туман в окне.

18. Пирог с лобстером

Узел-буй «Лобстер»… особенно подходит для затягивания на деревянных перекладинах.

Книга узлов Эшли


Мальчик на заднем сиденье говорил без умолку, растягивая колеблющиеся гласные, и только его мать понимала, что он хочет сказать. Впрочем, общий смысл Куойл улавливал; Херри возбужденно рассказывал о каких-то своих приключениях, о синей нитке на манжете своего свитера, о барабанной дроби дождя в коричневато-желтых лужицах, о печенье, завернутом в бумажную салфетку. Обо всем ярком – у него было острое восприятие красок. Об оранжевых рыбацких перчатках:

– Пе-е-ча-а-ка! Пе-е-ча-а-ка!

О синих ирисах в саду миссис Баггит:

– И-ис!

– Со зрением у него все в порядке, – сказал Куойл.

Уэйви не ожидала такого поворота в разговоре. Синдром Дауна, сказала она, но ей хотелось, чтобы мальчик жил достойной жизнью – это же не его вина. Чтобы его не запихивали в какую-нибудь дальнюю комнату, чтобы на улице над ним не потешались, как в старые времена. Что-то нужно было делать.

На побережье были и другие такие дети. Она расспросила о них, нашла, съездила к их родителям – ее брат Кен возил ее на своем пикапе. Объяснила им, что можно сделать. «Такие дети могут учиться, они вполне обучаемы», – убеждала она их.

Говорит пылко. Голос звенит. Вот, значит, какая она, Уэйви, охваченная сильным чувством.

Она выписала нужные книги через региональную библиотеку. Организовала родительскую группу. Пригласила специалистов из Сент-Джонса рассказать о том, что можно сделать. Расшевелила самих детей. Составляла петиции, созывала собрания, писала от имени родителей коллективные письма с просьбой создать специальный школьный класс. И добилась своего. Трехлетняя девочка из Безымянной бухты не может ходить. Но может учиться, и училась теперь. Спасая, казалось бы, потерянных детей, она показывала им, как удержаться в жизни. Она сцепила ладони, демонстрируя этим, что никакое живое существо не должно упустить свои возможности.

«Интересно, что еще способно так воспламенить ее?» – подумал Куойл.

Она попросила Куойла свозить ее в библиотеку. Та работала только по вторникам и пятницам во второй половине дня.

– Обычно Кен возит меня туда, когда может, но сейчас он рыбачит. А я не могу без книг. Я заядлая читательница. И Херри я много читаю, все время читаю, читаю… А еще беру книги для папы. То, что он любит. Про горные восхождения, про экстремальные путешествия, про освоение Лабрадора.

В пятницу утром Куойл приготовился, надел хорошую рубашку. Начистил туфли. Он не хотел признаться себе, что волнуется. Подумаешь – подвезти кого-то в библиотеку. Но он волновался.



Библиотека представляла собой перестроенный старый дом. Квадратные комнаты, обои темно-фисташкового цвета и цвета спелой дыни. Самодельные полки вдоль стен, крашеные столы.

– Здесь есть детский зал, – сказала Уэйви. – Может, ваши девочки захотят брать книги. Саншайн и Банни? – она произнесла их имена полувопросительно. Волосы у нее были расчесаны и заплетены в косы; серое платье с кружевным воротником. Херри уже бродил вдоль полок, вытаскивал то одну, то другую книгу, подцепляя за корешок, открывал обложки, погружаясь в летучий мир фантазии.

Куойл чувствовал себя неуклюжим боровом четырнадцати футов шириной, и каждый раз, когда он поворачивался, его свитер цеплялся за какую-нибудь выступавшую из ряда книгу. Он ронял эссеистов-юмористов, детективщиков, всадников багряной полыни[53], теологов-моралистов, иногда подхватывал их на лету, иногда не успевал. Глупый Куойл краснел в маленькой библиотеке на северном побережье. Но, наткнувшись на секцию путешествий, нашел там Эрика Ньюби[54] и Хансена[55], Редмонда О’Хэнлона[56] и Уилфрида Тесайджера[57]. Набрал целую кучу книг.

На обратном пути они проехали мимо дома Бити, чтобы забрать девочек, которые не были знакомы с Уэйви.

Перейти на страницу:

Все книги серии XX век — The Best

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза / Проза