– Какой жары? – сказал Куойл. – Сегодня первый день, когда температура выше сорока градусов[58]
по Фаренгейту. Дождь в любой момент может перейти в снег. А где находится остров Зоркий?– Ты не знаешь, где находится остров Зоркий? – усмехнулся Билли. Этот пронзительный острый взгляд его голубых глаз. – В пятнадцати милях к северо-востоку от узкой части пролива. Когда-то на него выбросилось стадо китов, поэтому некоторые называют его Китовым, но для меня он – Зоркий. Хотя поначалу у него были и другие названия. Красивое место. Представляет особый интерес для местных, Куойл. – Поддразнивая.
– Я хотел бы на него посмотреть, – сказал Куойл, принимаясь за лоток с капустным салатом. – Я никогда не был ни на одном острове.
– Не глупи, парень. Ты и сейчас на острове, посмотри на карту. Можешь поехать со мной. Тебе следует знать об острове Зорком, определенно следует. Это ты правильно решил. В субботу утром. Если погода будет приличной, я поеду туда в субботу.
– Надеюсь, что смогу, – ответил Куойл. – Если тетушка не запланировала для меня что-то более важное. – Он говорил, глядя на бухту. Словно ждал появления какого-то корабля. – Вчера должны были прибуксировать судно-почтальон. Я собирался написать о нем.
По мере набегания облаков солнце тускнело.
– Я видел его в бухте. Слышал, что там случилась какая-то неприятность.
– Пожар в машинном отделении. Причина не установлена. Дидди Шовел говорит, что еще лет пять тому назад оно сюда не заходило из-за волнений и голода. Но теперь здесь есть ремонтный док, сервисное обслуживание, разгрузочно-сортировочный терминал. Так что они стали заходить. Планируется расширение судоремонтного завода. По его словам, поговаривают даже о судостроительной верфи.
– Тут не всегда было так, как сейчас, – сказал Билли Притти. – Когда-то Якорный коготь представлял собой пару шатких настилов для разделки рыбы да два десятка домишек. Самой большой гаванью до окончания Второй мировой войны была та самая проклятая бухта, о которой мы говорили, – бухта Миски. О, это было горячее местечко, туда заходили военные корабли, танкеры, грузовые суда, транспортно-десантные – всякие. А после войны она осталась растерзанной и заброшенной. А тут еще поднялся Якорный коготь и вообще сбросил ее со счетов. Ну-ка спроси меня, что же случилось.
– Что случилось?
– Оружие и боеприпасы. Во время войны в порту Миски перегружали вооружения. При этом они столько тонн этих чертовых боеприпасов уронили за борт, что и по сей день никто не рискует бросить якорь в тамошней бухте. Там на дне такая паутина телефонных и телеграфных проводов, словно целая армия кошек шастала по нему с тысячей клубков шерсти, распуская нитки и запутывая их. Наверное, когда бедная бухта Миски покатилась под гору, на нее и пало проклятье. Кстати, хороший заголовок для моей истории с полотенцедержателем: «Проклятье бухты Миски все еще калечит жизни».
Солнце словно ластиком стерло с неба, поверхность воды как будто нашинковали ножом, подул сильный ветер.
– Нет, вы гляньте! – Билли указал на буксир, тащивший обгоревший корабельный корпус. – Интересно, что они собираются с ним делать? Должно быть, это то судно из Гиблой бухты, о котором ты собирался писать колонку.
До них донесся запах гари.
– Она у меня с собой. – Куойл шарил в карманах. – Конечно, еще сырая. – На самом деле он два дня расспрашивал родственников, очевидцев, служащих береговой охраны, электриков и поставщиков пропана в бухте Миски. Теперь он прочел вслух.
ПРОЩАЙ, «ПРИЯТЕЛЬ»