Волны казались огромными, как горы, но он поднимался и опускался вместе с ними, словно щепка, стараясь беречься зеленых завихрений, закапывавших его под себя, и вскипавших коварных гребешков, заливавших нос соленой водой.
Отлив почти закончился, когда он обнаружил мертвеца. Наверное, это было часа два тому назад. Должно быть, теперь снова начинается прилив. Его часы пропали. Но между отливом и началом нового прилива, когда стоит низкая вода, проходит, кажется, около часа. О течениях в бухте он почти ничего не знал. То, что Луна находилась в последней четверти, означало, что прилив будет невысоким. Билли говорил, что вдоль западного берега фарватер очень сложный – мели, рифы, подводные скалы, расположенные близко к поверхности. Куойл боялся, что течение отнесет его на пять миль к узкой части пролива, а потом – в открытое море, и он отправится прямо в Ирландию на контейнере для льда. Если бы все это случилось ближе к западному, наветренному берегу, где вода не такая бурная, он смог бы, отталкиваясь ногами, доплыть до суши.
Прошло много времени, несколько часов, по его ощущениям. Он не чувствовал ног. Когда волна в очередной раз подняла его, он попытался оценить свое местоположение. Теперь западный берег казался ему ближе. Но, несмотря на ветер и наступающий прилив, он двигался к оконечности мыса.
Позже Куойл с удивлением увидел башню из камней, которую обходил сегодня утром. Должно быть, какое-то ответвление течения несло его вдоль берега к краю земли, к пещерам, к мертвецу. Вот будет потеха, если все кончится тем, что он составит компанию человеку в желтом и будет так же, как тот, заплывать и выплывать из затопленной водой пещеры.
– Нет! Во всяком случае, пока у меня есть этот горячий ящик, – произнес он вслух, потому что теперь ему казалось, что красный холодильник наполнен раскаленными углями. Он вывел это из того, что, когда он отрывал подбородок от крышки, челюсть его начинала непроизвольно клацать, а когда снова прижимал подбородок к ящику, клацанье прекращалось. Только восхитительное тепло могло оказать такой эффект.
С удивлением он обнаружил, что уже смеркается, и по-своему даже обрадовался: это означало, что скоро он сможет лечь в постель и немного поспать. Он ужасно устал. Будет чудесно погрузиться в эти мягкие вздымающиеся и опускающиеся валы. Именно так он решил. Непонятно, почему он не подумал об этом раньше, но желтый человек, конечно, не мертв. Он спит. Отдыхает. И минуту спустя Куойл решил, что тоже может перевернуться на спину и заснуть. Как только выключат свет. Но яркий свет бил прямо в его опухшие глаза, и Джек Баггит старался оторвать его от горячего ящика и положить на кучу холодной рыбы.
– Господи Иисусе петушиный бог! Я знал, что там кто-то есть. Чувствовал. – Он набросил на Куойла штормовку. – Говорил же тебе, что это чертово корыто тебя угробит. Сколько ты пробыл в воде? Похоже, парень, немало. А в такой воде долго и не протянешь.
Но Куойл не мог ничего ответить. Его колотила такая сильная дрожь, что пятки выбивали дробь по наваленной на дно рыбе. Он хотел сказать Джеку, чтобы тот дал ему горячий ящик – согреться, но челюсти у него не разжимались.
Джек наполовину внес – наполовину вволок его на идеальную кухню миссис Баггит.
– Это Куойл, которого я выудил из чертовой лужи, – сказал он.
– Знали бы вы, сколько народу Джек спас, – сказала его жена. – Не сосчитать.
Всех, кроме одного.
Она раздела Куойла, обложила его бедра бутылками с горячей водой и укутала одеялом. Потом налила в кружку дымящегося чая, со сноровкой, которая достигается опытом, разжала ему зубы ложкой и влила чай в рот. Джек пробурчал, что стаканчик рома был бы куда полезней.
Двадцать минут спустя челюсти Куойла расслабились, и в голове прояснилось настолько, что он сумел, запинаясь, рассказать о потонувшей лодке, об иллюзии горячего ящика и детально рассмотреть жилище Баггитов, а также самостоятельно выпить вторую кружку чая с большим количеством сахара и сгущенным молоком.
– Это хороший китайский чай, «Черный дракон», – сказала миссис Баггит. Никакой ром, по ее мнению, не мог сравниться с его целительным действием.
Все в доме было украшено плетеными кружевами и салфетками, связанными крючком с мастерством, характерным для этих мест; узорами для кружев служили волны и плавучие льдины, раковины моллюсков и водоросли, щупальца кальмаров, круглые узелки тресковых глаз, колючие запятые креветок и расщелины морских пещер, белые снега на черных горах, стремительно планирующие чайки и косые серебряные дожди. Замысловатые узлы были вырезаны на рамках, заключавших в себе фотографии предков и якорей, Библия была накрыта пенным кружевом, циферблат часов, словно невеста, выглядывал из-под веночка искусственных полевых цветов. Ручки кухонных шкафов щеголяли кисточками, как танцовщицы в публичном доме, ручка чайника была оплетена змеиными кольцами, легкие стулья утопали в горах нитяных и шнуровых чехольчиков, наброшенных на спинки и подлокотники. На полке лежал телефонный справочник Онтарио 1961 года.