Корабль-призрак

Рядом с ним стоял высокий готтентот с копьем-ассегаем в руке, плечи его покрывала свежеснятая шкура злосчастного медведя, а голову – один из париков суперкарго, причем букли спускались до пояса. Это облачение (в остальном дикарь был совершенно гол) выглядело столь нелепым, что при иных обстоятельствах Филип наверняка посмеялся бы от души, но только не сейчас… Все его чувства были болезненно обострены. Он поднялся и встал напротив готтентота, который продолжал хранить неподвижность и не выказывал даже намека на враждебные намерения.

Внезапно Филипа охватила всепоглощающая жажда, и он знаками показал, что хочет пить. Готтентот махнул рукой, призывая следовать за собою, и повел Филипа на берег, где, как выяснилось, собралось около пяти десятков дикарей, деловито разбиравших корабельные обломки.

По тому уважению, с которым прочие аборигены встретили спутника Филипа, стало ясно, что это вождь. Хватило нескольких слов вожака, произнесенных весьма торжественно, чтобы Филипу подали грязной воды в сосуде из выдолбленной тыквы, но юноша и не подумал брезговать. Вода показалась ему восхитительной. Затем предводитель племени знаком велел Филипу сесть.

Происходящее казалось невозможным и непостижимым, но все же в нем было и нечто забавное. Белый песок ослепительно сверкает в лучах палящего солнца. Повсюду обломки, бочонки и тюки. Поодаль пенится прибой, в полосе которого тоже мелькают какие-то деревяшки. Рядом наполовину занесенные песком огромные остовы китов, выброшенных на берег в незапамятные времена, и изломанные тела погибших товарищей Филипа по недавнему плаванию, чью одежду, похоже, дикари не тронули, не считая пуговиц, ставших желанной добычей. А вокруг расхаживают голые готтентоты – стояло лето, и они не носили своих каросс[28], – подбирая все, что не имело ценности, зато пренебрегая тем, на что польстились бы цивилизованные люди. В довершение всего поблизости сидит вождь в кровоточащей шкуре Йоханнеса и пышном парике минхеера фон Штрума, величавый, что твой вице-канцлер, и не подозревающий, сколь смешно он выглядит. В целом это зрелище было для Филипа едва ли не самым диковинным из всего, что ему довелось видеть в жизни.

Пускай к тому времени поселение голландцев на мысе Доброй Надежды существовало недолго, многие годы они бойко торговали с местными племенами, выменивая у дикарей шкуры и прочие африканские редкости. Потому готтентоты были привычны к кораблям и, поскольку с ними обращались дружелюбно, не испытывали неприязни к европейцам.

Немного погодя дикари принялись собирать все деревянные обломки корабля, в которых можно было обнаружить вкрапления железа, сложили несколько куч и развели огонь.

Вождь взмахнул рукой, как бы спрашивая Филипа, голоден ли тот, и юноша утвердительно кивнул. Тогда новый знакомец сунул руку в мешок из козлиной шкуры, достал пригоршню больших сушеных жуков и протянул Филипу. Юноша скривился и отверг угощение, после чего вождь пожал плечами и съел жуков сам, а потом поднялся и велел Филипу следовать за ним.

Вставая, Филип углядел на песке собственный сундучок. Он жестом показал вождю, что это его вещь, вынул из кармана ключ, открыл сундучок и выгреб оттуда разные полезные предметы, не забыв и о горсти гульденов. Вождь ничуть не возражал, но окликнул одного из своих воинов, показал на замок и петли и двинулся прочь, а Филип поплелся следом.

Приблизительно через час они достигли крааля, состоявшего из череды крытых шкурами приземистых хижин, где вождя встретили женщины и дети, явно восхищенные его новым нарядом. Филипа они тоже приветствовали радушно, принесли молока, которое он жадно выпил. Разглядывая этих дочерей Евы, отворачиваясь от их непристойно обнаженных, уродливых тел и отвратительных лиц, он вздыхал и вспоминал свою красавицу Амину.

Солнце клонилось к закату, и Филип вновь ощутил усталость. Он показал знаками, что хотел бы отдохнуть. Его отвели в хижину, где ни грязь, ни дурные запахи, ни тучи роящихся над головой насекомых не помешали ему уснуть, едва он приклонил голову на узелок с вещами и пробормотал короткую благодарственную молитву.

На следующее утро Филипа разбудил вождь, который пришел в сопровождении другого готтентота, немного изъяснявшегося по-голландски. Филип попросил доставить его в поселение, куда заходят корабли, и был понят, но вождь объяснил, что в это время никакие корабли в здешние края не заходят. Филип продолжал настаивать на своем, сознавая, что это его единственная возможность уплыть отсюда. В любом случае, он окажется в компании европейцев, с которыми и станет дожидаться корабля. Как выяснилось, дорога должна была занять всего день.

После краткой беседы с вождем дикарь, говоривший по-голландски, вызвался отвести Филипа, куда тому угодно. Филип от души напился молока, принесенного туземками, снова отказался от жуков, которыми пожелал угостить его вождь, взял свой узелок и двинулся за проводником.