Амина не сомневалась в том, что ее супругу уготованы новые тяготы и невзгоды, но оставила всякие попытки отговорить его от намерения выполнить клятву. Подобно ему самому, она смотрела в будущее с надеждой, сознавая, что рано или поздно он должен исполнить предначертанное, но утешалась тем, что этот день наступит не скоро.
Ближе к концу лета Филип вновь отбыл в Амстердам, чтобы договориться насчет места на одном из кораблей, которые выйдут из гавани ближе к зиме.
О гибели «Тер Шиллинга» знали повсеместно: обстоятельства крушения барка, за исключением встречи с кораблем-призраком, сам Филип изложил еще по пути домой, а позднее его рассказ передали совету управляющих компании. Этот отчет из уст непосредственного участника событий, заслуживавшего всяческого доверия, а также последующие действия юноши и его чудесное спасение побудили компанию предложить ему место второго помощника на любом из кораблей, вздумайся Вандердекену однажды снова отправиться в Ост-Индию.
Навестив управляющих, Филип принял назначение на «Батавию», парусник водоизмещением около четырехсот тонн. Покончив с этим, он поспешил обратно в Тернез и в присутствии минхеера Путса сообщил Амине о своих намерениях.
– Значит, опять в море уходите? – уточнил врач.
– Да, через два месяца, – ответил Филип.
– Ага! Два месяца… – Путс кивнул и что-то пробормотал себе под нос.
Сколь справедливо утверждение, что куда проще справляться с подступившей бедой, чем с ее ожиданием! Не нужно думать, будто Амину нисколько не пугала предстоящая разлука с мужем. Она мысленно оплакивала свою участь, но, зная, что супруг ее движим долгом, не позволяла себе проявлять слабость прилюдно и всеми своими поступками показывала, что принимает жребий, который никак не изменить.
Впрочем, было одно обстоятельство, доставлявшее ей немалое беспокойство. Речь о нраве и повадках ее отца. Амина, хорошо знавшая родителя, догадывалась, что тот исполнился ненависти к Филипу, ибо видел в юноше препятствие на пути к заветным деньгам. Лекарь ведь понимал, что, случись Филипу погибнуть, его дочери будет мало дела до денег и до того, что с ними станется. При мысли о том, что Филип и вправду решит забрать все гульдены с собой, алчный старик попросту терял способность рассуждать здраво.
Амина следила за отцом и видела, что он все чаще бродит по дому, разговаривая сам с собою, и все реже уделяет внимание своему лекарскому ремеслу.
Вскоре после возвращения из Амстердама Филип подхватил простуду и пожаловался, что плохо себя чувствует.
– Заболели? – Минхеер Путс мгновенно подобрался. – Так, дайте-ка взглянуть… Пульс у вас частит. Амина, твоему мужу серьезно нездоровится. Уложи его в постель, а я приготовлю лекарство, которое его исцелит. Совершенно бесплатно, Филип, совершенно бесплатно.
– Мне не настолько плохо, минхеер Путс, – возразил Филип. – Просто голова сильно болит.
– Ну да, а еще у вас лихорадка. Лучше предупредить хворь, чем потом ее лечить, так что отправляйтесь в постель. Выпьете то, что я вам принесу, и завтра будете вполне здоровы.
В сопровождении Амины Филип удалился наверх, а минхеер Путс отправился к себе готовить лекарство. Когда Филип лег, Амина спустилась обратно, и отец вручил ей некий порошок с наказом дать его мужу.
«Прости мне, Боже, что я скверно относилась к отцу, – думала Амина, – но все равно меня терзают сомнения. Филип заболел серьезнее, чем готов признавать, а если не примет лекарство, ему может стать хуже, но сердце подсказывает, что отец замыслил недоброе. Но нет, не может он быть столь дьявольски хитер…»
Она осмотрела снадобье в бумажном кульке. Там была горсть бурого порошка, который, по наставлениям минхеера Путса, следовало дать больному, растворив в стакане подогретого вина. Врач сам вызвался подогреть вино и вернулся с кухни со стаканом в руках, нарушив размышления Амины.
– Вот вино, дитя мое. Заставь его выпить все до дна вместе с порошком, а потом укрой одеялом, потому что он начнет потеть. Так и должно быть. Следи за ним, не позволяй раздеваться, и к утру он поправится.
И минхеер Путс ушел, пожелав Амине спокойной ночи.
Амина высыпала порошок в серебряную кружку, налила туда вино и принялась размешивать. Всякие подозрения рассеяла искренняя забота в отцовском голосе. Надо отдать должное врачу, в своем деле он был докой и всегда заботился о тех, кого лечил.
Размешав порошок, Амина заметила, что тот растворился без осадка, а вино осталось таким же прозрачным, как и было. Поскольку это выглядело необычно, подозрения вернулись.
– Мне это не нравится, – проговорила она вслух. – Господи Боже, неужели мой отец… Что же делать? Я не стану давать это лекарство Филипу. Пусть просто выпьет подогретое вино, этого будет достаточно.
Амина призадумалась. Вина в кружку она налила немного, даже меньше четверти. Она отставила посудину в сторону, наполнила до краев другую и направилась в спальню.
На площадке перед дверью ее поджидал отец, хотя она-то решила, что лекарь ушел спать.
– Постарайся не пролить ни капли, дитя мое. Он должен выпить все до дна. А давай-ка я сам ему отнесу!