Корабль-призрак

– Да, Филип, печальное зрелище предстало твоему взору, – сказал он, – а для человека вроде тебя, столь порывистого и столь деятельного, оно должно быть печальным вдвойне. Но все в воле Божьей, сын мой. Надежда еще остается, пускай она невелика. И это не мое заключение, а мнение лекаря, который пользовал твою супругу и который должен вот-вот зайти снова. У нее сыпной тиф. За последние два месяца эта болезнь погубила сотни семей и по-прежнему свирепствует в округе. Счастлив тот дом, скажу я тебе, где скорбят всего об одной утрате. Ты вернулся в неудачную пору, ибо хворь эта заразна и легко передается. Многие ваши соседи бежали, спасая свои жизни. Вдобавок нам отчаянно недостает врачей, ведь пагуба не щадила ни хворых, ни тех, кто пытался их лечить.

Тут дверь в спальню приоткрылась, и вошел высокий смуглокожий мужчина. К лицу он прижимал губку, пропитанную уксусом. Кивнув Филипу и священнику, он подступил к кровати, некоторое время придерживал пальцами запястье Амины, потом положил ладонь ей на лоб, а после плотно укрыл больную одеялом. Протянул Филипу губку и уксус, показал, что этими предметами надо воспользоваться, и поманил отца Сейзена из комнаты.

Вскоре священник возвратился.

– Сын мой, я получил кое-какие наставления. Врач думает, что твоя супруга может выжить. Следи, чтобы она не сбрасывала одеяло, и не давай ей ничего делать, когда она придет в себя.

– Можете на меня положиться, святой отец, – твердо произнес Филип.

– Меня заботит не твое возвращение, не то, что она чрезмерно обрадуется, когда увидит тебя. Радость редко убивает, даже сильная радость. Увы, есть иные поводы для беспокойства.

– О чем вы говорите, святой отец?

– Филип, твоя Амина страдает уже тринадцатый день. И все это время я почти неотрывно находился при ней, уходил, лишь когда меня призывали мои обязанности перед другими страждущими. Я опасался оставлять ее, Филип, ибо в горячечном бреду она поведала такое, от чего моя душа преисполнилась ужаса. Должно быть, эти мысли преследовали ее давно и замедляли выздоровление. Филип Вандердекен, вспомни, однажды я просил тебя открыть мне тайну – ту самую, что свела в могилу твою мать и непременно сведет туда же твою молодую жену, ибо жена твоя о ней тоже осведомлена, верно?

– Да, святой отец, – признал Филип с тоской в голосе.

– Что ж, в горячке она выдала мне все. Более того, рассказала то, о чем мы сейчас говорить не станем. Следи за нею, Филип. Я вернусь через полчаса. По словам врача, к тому времени станет окончательно ясно, поправится ли она или покинет тебя навсегда.

Филип шепотом сообщил священнику, что с ним прибыл отец Матиаш и тому нужно объяснить, что происходит в доме, а также позаботиться о нем. Отец Сейзен кивнул и вышел. Филип снова сел у кровати и задернул занавеску.

Пожалуй, нет и не бывает чувства мучительнее того, которое испытывал Филип. Радостное предвкушение встречи с любимой и желание поскорее заключить в объятия ту, о ком он постоянно думал на протяжении долгой разлуки, внезапно обернулись беспокойством и опасениями за жизнь супруги, что лежала сейчас совсем рядом и одновременно как бы очень далеко, изнемогая в схватке с болезнью… Ее мысли скитались неведомо где, ее глаза не видели мужа, само ее земное бытие висело на волоске, а царь ужасов[36] занес над нею свое грозное копье и выжидал урочного мгновения, дабы вонзить оное в охваченную лихорадкой плоть.

«Увы, милая моя Амина, – думал Филип. – Прав был отец Матиаш, когда убеждал меня по пути домой не радоваться преждевременно, ибо обрел я не счастье, как рассчитывал, а только горе. Господь всемогущий, яви Свою милость, прости меня! Если я любил это ангельское создание, сотворенное Тобою, более, чем любил Тебя, пощади ее, молю, пощади, ведь без нее я пропаду».

Он закрыл лицо руками и некоторое время оставался в таком положении, безмолвно молясь. Потом наклонился над Аминой и запечатлел поцелуй на ее горячих губах. Несмотря на жар, губы эти были чуть влажными. Скажем больше, Филип заметил, что и на лбу жены выступил пот. Он взял ее ладонь и тоже ощутил влагу. Тогда он плотнее накрыл Амину одеялом и стал ждать, изнывая от беспокойства и надежды.

Спустя четверть часа он порадовался тому, что дыхание Амины, тело которой сделалось мокрым от обильного пота, стало заметно свободнее и ровнее. Прежде она лежала, совершенно безучастная ко всему вокруг, а теперь зашевелилась. Филип исправно поправлял одеяло, которое она норовила сбросить, и наконец Амина, как ему показалось, погрузилась в крепкий и здоровый сон.

Вскоре явились отец Сейзен и врач. Филип в нескольких словах поведал им обо всем, чему был свидетелем у постели больной. Врач подошел к кровати – и быстро вернулся.

– Ваша супруга останется с вами, минхеер, но не советую показываться ей на глаза вот так вдруг, поскольку в ее ослабленном состоянии это может дурно сказаться на здоровье. Пусть проспит столько, сколько сможет. Когда она пробудится, сознание вернется к ней. Тогда препоручите ее заботам отца Сейзена.

– Могу ли я задержаться тут, покуда она не очнется? А потом сразу уйду, обещаю.