– Я знаю людей, которые бы нассали в фонтан Владычицы, если им посулить медный грош. Если вы скажете слово, милорд, мастер Танмор будет ползать у ваших ног к сегодняшнему ужину.
Король размышлял над словами Манчини.
– Риск слишком велик, – прошипел Рэтклифф. – Если люди узнают…
– Люди всегда предполагают то одно, то другое, – сказал Манчини, пожав плечами.
– Мне он нравится, – сказал король. – Но я не скажу этого слова. Пока нет. Какое у тебя сейчас задание, Манчини?
Оуэн уставился на короля: тот даже не осознавал, что Манчини был частью заговора Анкаретты с целью обмануть его. Рэтклифф был верен королю, но утратил доверие. Манчини, казалось, способен возглавить Разведывательную службу, но он не заслуживал доверия.
– Очень важное, уверяю вас, – сухо сказал Манчини, покачиваясь на каблуках. – Я наблюдаю за маленьким мальчиком. Который подслушивает сейчас этот разговор. – Он слегка помахал Оуэну. Король с удивлением обернулся и увидел Оуэна и Эви, прячущихся совсем рядом. Северн посмотрел на Оуэна с удивлением… и могло ли это быть одобрением?
– Какое совпадение, – сказал король. – Оуэн, ты присоединишься к нам. Завтра мы едем в Таттон-Холл. Мы выезжаем с рассветом. Будь готов.
Глава тридцать первая
К тому времени, когда стемнело, кухня опустела. Здесь оставались только Лиона с Дрю, Бервик, Манчини и Оуэн. По какой-то причине герцог Хорват раньше обычного вызвал внучку в свои покои во дворце. Мальчик испытывал смешанные чувства, когда думал, каково будет вернуться в Таттон-Холл. Чтобы успокоиться, он часами укладывал сложную фигуру из плиток, слушая пересуды на кухне. Все, что обсуждалось нынче, – решение короля провести Высокий суд на Западе.
Эви объяснила, так как раньше он не знал, что выездная сессия была ежегодным событием, на котором отправлялось правосудие короля. Лорды-судьи королевства будут обсуждать официальные обвинения в государственной измене, а дед Эви, герцог Хорват, был назначен верховным судьей и будет руководить судом. Хотя лорды и графы давали рекомендации королю, только король Северн выносил окончательное решение о вине и наказании, присуждаемом Высоким судом.
– Не понимаю, почему я не могу просто ехать в повозке, – жаловался Манчини Бервику. – Для человека вредно слишком много двигаться!
Бервик насмешливо фыркнул.
– Король сказал ехать верхами с первым светом, и ты поедешь. Слыхивал я, что главный конюх вытащил старого Рибальда из стойла, чтобы посадить тебя, Манчини. Думаю, это единственный достаточно крепкий тяжеловоз. Так что не шарахайся-то!
– Мои филейные части очень нежные, – ответил Манчини, держась за пузо. – Я годами не ездил верхом. Повозка мне вполне подойдет, Бервик. Давай, ты же дворецкий. И конечно, можешь что-нибудь устроить?
– Мой тебе совет: бросай таскать вино из погреба и начни ездить верхом, – сардонически ответил Бервик.
– Мне не нужен совет. Мне нужна повозка! Фургон! Хоть что-то!
– Пфа! Тебе лучшей всего выйти во двор, прежде чем петухи прокричат. Может потребоваться лебедка, чтобы посадить тебя в седло, но мы тя посадим. У меня полно других забот. – Он отмахнулся от шпиона. – Лиона, в конюшнях есть корм для скотов, но король будет завтракать в седле.
– Я думала об этом, и я приготовлю…
– Незачем. Он купит пирог у пекаря по пути, когда выедет. Отправь повозки к реке, чтобы заполнить цистерну. Дождя не будет, на край, еще месяц, но король сбирается зимовать вдали от Кингфонтейна. Пора навесть порядок, уволить лишних слуг и готовиться убирать снег.
Муж Лионы, Дрю, кашлянул в кулак.
– Есть запас дров, подготовленных к зиме, и еще деревья, предназначенные для вырубки. Мы будем готовы, если его величество передумает.
– Хороший человек, – сказал Бервик со вздохом.
– Но послушай, мастер Бервик… – заскулил Манчини.
– И слушать не чаю! Своих делов хватает! Переезд всего двора, и пара недель на все про все. Мы думали, что Высокий суд пройдет в Кингфонтейне, но перемены случилися, и теперь нам всем стать подчиняться. Будь во дворе до петушьего грая, человече. Оденьсь потеплей.
Манчини нахмурился.
– Я запомню это, Бервик. Не думай, что я забуду.
– Айе, да пожалста. Еще раз пригрози, и слуги забудут набить перьями твою перину. Или выносить твой грязный ночной горшок. Думай, кому грозишься, Манчини. Теперь я ухожу. – Он взглянул на Оуэна, замялся на мгновение, как будто хотел что-то сказать, затем коротко кивнул и вышел из кухни.
Дрю подошел и взъерошил волосы мальчика.
– Я буду скучать по тебе, Оуэн. Знаешь, все говорят о тебе, даже за пределами дворца. Люди знают, что ты благословлен Потоком. Это что-то да будет значить. – Его взгляд был ласковым и сочувственным, и это заставило Оуэна еще больше разволноваться – что-то будет в Таттон-Холле.
Дрю слегка похлопал Оуэна по плечу и покинул кухню. Было поздно, и Лиона уже припрятала поднос с ужином для Анкаретты, но осталась на кухне, чтобы привести тут все в порядок.