— Итак, — начала свой рассказ Елена, — однажды, будучи еще совсем юной проекцией, в вечерней тишине, редкой в городе, в тишине тихого воскресного дня, я услышала за окном далекий лай одинокой собаки, протяжный, беззлобный, постепенно затихающий лай. Он повторялся, затихая, снова и снова. Мне почудилось, что собака эта лает из какого-то туманного прошлого, не моего личного, но вообще прошлого, где нет никаких событий или проекций, но только заброшенные постройки, маленькие, от каких-то лачуг, до огромных, тянущихся к небу зданий, скрытых в тумане. Как завороженная этим лаем и чувством беспредельной тоски, вызванным им, я вышла из дома, добралась до вокзала, села в отходящую электричку и спустя час, в проекционном, разумеется, исчислении, оказалась на пустынной платформе, окруженной полями и лесом. Здесь начиналась дорога, петляющая по полю, и я пошла по этой дороге, изгибы которой мне показались знакомыми — откуда? Вдруг я увидела мостик через речушку, цветущую лилиями и кувшинками, и чувство, что я здесь когда-то была, еще более усилилось. А вот и поваленное старое дерево на краю леса, вокруг трухлявого ствола которого вился рой белых бабочек, так знакомых, — откуда? Возможно, это было в далеком детстве, возможно, я сбежала с дачи, которую где-нибудь поблизости снимали родители, или из деревенского дома, который тоже, может быть, снимали на лето, или просто родители привезли меня погулять в эти места — к излучине речки, и я, маленькая, исследуя местность, наткнулась на этих бабочек… А может, ничего подобного и не было. Так или иначе, но по факту непонятной мне памяти я как завороженная углубилась в знакомый лес и скоро обнаружила два ряда огромных замшелых деревьев — древних лип, которые раньше, видимо, представляли собой аллею, — тут я вспомнила, как в детстве рисовала акварельными красками эту аллею, как будто бы восстанавливая ее из памяти… Кроны лип совершенно скрывали небо, я двигалась в каком-то огромном, сумрачном, гулком пространстве, пока наконец впереди не возник свет, высвечивающий в конце аллеи дом с колоннами — старинной архитектуры, два флигеля по бокам и еще низенькие постройки… Все это было желто-белым, прозрачным… Я протерла глаза — я здесь бывала!.. Я протирала глаза, но видение не уходило, правда, то тускнело до едва различимого, то снова приобретало контрастность, и поэтому не было смысла приблизиться и проверить, потрогать, реальность я вижу или передо мной открылась иллюзия. Все колебалось, как видимый воздух. Я простояла час или два в полном оцепенении, поскольку воображаемое, очевидно, было настолько реально, что я постепенно стала видеть даже кое-какие детали: окна, широкую лестницу, ведущую в дом, лепнину на портике… Уже в темноте я вернулась к платформе и уехала в город.