Кощеева жена

– Я сказал, что люблю тебя, – произнес Тихон, – Я люблю тебя, Матрена. Ты для меня – вся жизнь.

Сказав это, Тихон почувствовал небывалое облегчение. Он так давно мечтал признаться девушке в своих чувствах, что теперь не верил в то, что, наконец-то, смог это сделать. Матрена уже давно стала Тихону самым близким человеком, его лучшим другом, всегда готовым прийти на помощь. Она относилась к нему с уважением, всегда считалась с его мнением, спрашивала совета, как будто не она, а он, Тихон, был старше и мудрее. Благодаря ей, он, будучи безусым юнцом, смог почувствовать себя настоящим хозяином отцовского дома.

Матрена всегда подбадривала его, убеждала в том, что он все сможет, что у него все получится. И так и выходило – он преодолевал все преграды, справлялся с трудностями, работал вместо отца, не жалея себя, не боялся брать на себя ответственность. Да, он давно был влюблен в свою жену, но до признания, до самих заветных слов, дело никогда не доходило. А теперь на улице буйствовала гроза, а внутри у Тихона буйствовали страсти, его молодые, искренние чувства в один миг выплеснулись наружу, и Тихон испытал невероятное облегчение. Он смотрел на Матрену и впервые не робел от страха. С души его словно упал тяжелый камень, что до той минуты мешал дышать.

То ли гроза так подействовала на Тихона, то ли близость Матрены свела его с ума, но он вдруг совсем осмелел, наклонился к Матрене и поцеловал ее в губы. Она поначалу опешила, вцепилась Тихону в плечи, но пальцы ее скоро ослабли, а губы раскрылись навстречу первому, неловкому поцелую. За хлипкими деревянными стенами амбара бушевала гроза, а внутри, на полу, покрытом старой, полусгнившей соломой, расцветал невидимый, прекрасный цветок, имя которого старо, как мир. Любовь.

Матрена и Тихон впервые посмотрели друг на друга не как верные друзья, а как настоящие муж и жена: их глаза были полны страсти, которой обоим хотелось дать волю. Но ни он, ни она не смели выпустить ее наружу, пока что достаточно было и того, что они держались за руки и прикасались друг к другу губами. Это уже было счастьем.

– Я люблю тебя, Матрена, – повторил Тихон.

Девушка помолчала, а потом прошептала в ответ:

– И я тебя люблю, Тиша. Так люблю, что того гляди, сердце из груди выпрыгнет и взлетит в воздух. Как птица оно в моей груди трепещет!

Тихон поспешил прижать к себе Матрену, и губы его расплылись в широкой улыбке, а на глазах блеснули слезы от избытка чувств. Матрена слушала, как бьется сердце мужа, прикрыв глаза от счастья.

– Это чудо какое-то, Тиша! Чудо, иначе и не скажешь! – прошептала она, – нас с тобой, можно сказать, насильно женили, а мы взяли и полюбили друг друга. Я ведь думала, что мне всю жизнь тебя терпеть придется, как многие бабы своих мужей терпят… А вот оно как… Все у нас по любви будет!

– Я тебя буду беречь! Я тебя на руках буду носить! – страстно проговорил Тихон, целуя Матрену в макушку, – Ты со мною самой счастливой будешь! Подарками тебя задарю! Дом для нас выстрою!

– Обещаешь, что выстроишь? Я своей семьей жить хочу, Тиша! Подальше от твоего отца.

Матрена подняла голову и жалобно посмотрела Тихону в глаза.

– Богом клянусь. Все будет так, как я сказал!

Матрена кивнула и довольно улыбнулась. Никогда прежде она не была так счастлива, как в то ненастное утро. Давно уже она млела от одного взгляда Тихона, давно уже мечтала о том, чтобы он сделал первый шаг к их сближению. И вот, это случилось. Сердце Матрены и вправду готово было разорваться от любви. Она смотрела в ясные глаза любимого и не могла насмотреться, хотелось утонуть в них, как в омуте. Душу Матрены наполнило сладостное предвкушение близкого счастья.

Когда гроза стихла, Тихон с Матреной пошли к дому, держась за руки. Обоим хотелось, чтобы эти счастливые мгновения не кончались.

Но, как назло, тот же день, после обеда, когда Тихон был в поле, очнулся от болезни Яков Афанасьич.

***

Пока свекр медленно, но верно поправлялся, Тихон с Матреной своих чувств никому не показывали. Но почти каждый вечер они вдвоем сбегали в старый амбар, чтобы вдоволь нацеловаться и насмотреться друг на друга.

– Прошу, Тиша, давай поскорее начнем свой дом строить! Твой отец нам спокойно пожить не даст! – шептала Матрена на ухо парню.

– Хорошо, Матренушка, вот как отец оклемается окончательно, так сразу и начнем строительство.

Матрена вздыхала и качала головой. Была бы ее воля, она бы прямо сейчас ушла из этого ненавистного дома, где она опять не могла спокойно спать ночами. С тех пор, как свекр пришел в себя, ей постоянно мерещились его тяжелые шаги по лестнице, она вздрагивала от малейшего шороха. В какие-то, особенно тревожные моменты, ей страстно хотелось все рассказать, пожаловаться Тихону, но потом она понимала, что это ни к чему хорошему не приведет, а может вообще довести до кровопролития или другой трагедии.