Кощеево седло

Гость не может разговаривать таким голосом с хозяином, но Несмеяну, насмотревшемуся на то, как кияне относятся к его господину и к ним самим, вдруг стало наплевать не вежество. Наглость черниговского воя стала последней каплей.

У воя на бритой челюсти вспухли желваки, видные даже под подбородным ремнём и бармицей.

– Ты поговори ещё, приблуда, – процедил он, и чуть шагнул навстречь Несмеяну, отводя в сторону копьё. Тут бы и ринуть в открывшийся невеликий проём, отшибая конской грудью посторонь обоих стражей. Но полочанин уже перекинул ногу через высокую луку седла и соскочил на припорошённую снежком мостовую, шагнул навстречь черниговцу, бросая руку к рукояти меча.

И тут же оба остановились, словно пригвождённые к месту властным окриком с крыльца:

– А ну стоять! Кому говорю?!

Черниговский вой даже попятился, и Несмеян тут же понял, что окликнул их не кто-нибудь, и не дружинный старшой даже наверняка. Так и было – от крыльца уже шагал твёрдым шагом к воротам высокий широкоплечий богатырь в курчавом овчинном кожухе нараспашку, крытым алым сукном, и пухлые хлопья снега падали ему на непокрытую бритую наголо голову, на когда-то смоляно-чёрный, а теперь с густой проседью, чупрун. Меч непростой работы в тяжёлых ножнах червонного сафьяна метался около левого бедра, то и дело цепляясь серебряной оковкой за высокие, шитые бисером сапоги красной юфти.

Никак сам Святослав Ярославич?!

Несмеяну раньше не доводилось видеть черниговского князя вблизи – ни в семилетней давности походе на торков, ни на Немиге, но он тут же понял, что догадка его верна, и перед ним средний Ярославич.

Из ныне живых – средний.

– Ну?! – грозно спросил Святослав, подойдя вплоть и меряя взглядом обоих задир, и своего черниговца, и Несмеяна. – С чего сцепились? Вышко?!

Черниговец отворотился, явно не желая перекладывать свою обиду на княжьи плечи – своих сил достанет обидчику помстить, коль надо будет.

Князь в ответ на такое небрежение только усмехнулся и поворотился к полочанину.

– Кто таков? – спросил он холодно, колюче цепляя гридня взглядом. Несмеян встретил взгляд князя прямо, глаза в глаза – словно в бездну заглянул. Похожее он ощущал, когда доводилось ему глядеть в глаза своему господину, Всеславу Брячиславичу. Здесь было хоть и иначе, но сродни тому же чувству.

– Люди меня Несмеяном кличут, говорят, что я сын Нечая, – Несмеян стал прямее, расправил плечи и встретил неприязненный взгляд черниговского воя. Как там его? Вышко? – Гридень я из Полоцка.

– О! – в голосе и взгляде князя прорезалось любопытство, он чуть склонил голову набок, вглядываясь в Несмеяна. – Ай на службу проситься прибёг?

Вои за спиной князя загоготали – по их мнению, вопрос князя был оскорбительным. Впрочем, по мнению Несмеяна – тоже. Но сейчас не до обид.

– С чего бы? – возразил полочанин. – В Полоцке пока что князья не закончились, да и бояре тоже. Есть пока кому послужить опричь Киевов да Черниговов.

Гогот умолк, а князь в ответ на ершистые слова Несмеяна только поощрительно улыбнулся.

– Весточку я привёз княжичам полоцким, что по слухам, у тебя, княже, в Чернигове живут, Рогволоду да Борису Всеславичам.

– Признал? – весело спросил князь.

– А то как же, – тем же голосом ответил ему Несмеян. – Князей завсегда издали признать можно… на то и потомки богов, как-никак.

Святослав в ответ только дёрнул усом.

– Ну и чего ж ты хочешь, Несмеян Нечаевич? Чтобы я тебе дозволил с Всеславичами повидаться? С пленными-то?

– Почему ж нет-то? – пожал плечами гридень. – Чай, им не сбежать ни вдвоём, ни со мной сам-три тоже. А поклон от матери да жены сыновьям передать – разве ж преступление?

Святослав несколько мгновений рассматривал Несмеяна, словно пытаясь что-то понять, словно что-то оценивая, потом опять дёрнул усом и разрешающе кивнул.

– Ин ладно. Будь по-твоему.

Должно быть, оценил князь-стратилат храбрость да твёрдость полоцкого вояки.

Княжий терем в Чернигове был сложен из здоровенных, в два охвата, дубовых брёвен, словно нарочно, чтобы выделить приверженность черниговских князей ко всему русскому, наперекор киевским князьям, ещё больше ста лет назад греческим да моравским навычаем возведшим каменные хоромы.

Несмеян прошёл через решетчатые сени следом за отряженным Святославом теремным холопом, смуглым и низкорослый торчином. Тот то и дело косился на Несмеяна, словно пытаясь выразить своё презрение столичного жителя полочанину, обитателю северных болот, и, одновременно, боясь – как бы полоцкий гридень не углядел в том обиду, да недолго думая и не своротил холопу нос на затылок. За такое с него, пожалуй, даже и виры черниговский князь не спросит.

Поднялись по всходу, прошли закрытым гульбищем.

Дверь отворилась без скрипа, холоп отступил с полупоклоном, пропуская Несмеяна, и гридень прошёл, словно мимо пустого места – не хватало ещё чужую челядь замечать.

– Несмеяне! – ударило в лицо двойным восторженным вскриком.

– Ну, расскажи, как там, в Полоцке-то дела, Несмеяне, – в который раз уже поторопил гридня Рогволод. – Как там дружина моя? Как… Боримира?