Костя в школе. Началка

Васильич сразу начал активный инструктаж и даже нарисовал какую-то схему на листочке. «Усилить приём, обеспечить страховку», – доносилось до нас из центра плотного круга.

Наш Бочка на глазах превращался в бочку пороховую, и мы невольно отодвигались от него подальше. Судя по клокотанию в его животе, он всё-таки не обедал. А тут ещё и позорный разгром. Издевательские инструкции дружественного тренера запросто могли стать последней каплей, точнее – первой и последней искрой.

Так мы и промолчали весь перерыв. И от этого на душе стало совсем тягостно. Даже Коля приуныл. Но после перерыва товарищи по ту сторону сетки совсем расслабились, и мы нехотя набрали четыре очка под вялые аплодисменты родных трибун. А каланча продолжал забивать свои гвозди в полной тишине.

Подача вернулась ко мне при счёте 23:7, то есть когда соперникам оставалось два очка до победы.

«Сейчас или никогда, здесь или нигде», – сказал я себе.

Свисток. Подача. Фирменный планер просвистел над сеткой, вильнул у головы каланчи и приземлился так, будто мяч это последнее, что они ожидали увидеть.

Свисток. Подача. И снова удивленье. И ещё разок. И ещё.

И вот уже счёт 23:11.

– Собрались! – слышу я указание Васильича.

Никитка наконец развернул транспарант, трибуны оживились, начали скандировать:

– Ку-ли-ков! Ку-ли-ков!

Товарищи напротив уже вовсю пытались поймать мою неберучку. Но мяч выкручивался у них прямо из рук.

23:15.

– Остановите игру, – потребовал Васильич, – я хочу проверить мяч.

Я глянул на Бочку и понял, что Васильич погорячился.

– Что-о? – завопил Бочка.

– Требую мяч на экспертизу, – не спасовал Васильич.

– Не давать! – крикнул Бочка, и я крепко прижал мяч к груди.

– Имею право!

– Тогда его свидетельство о рождении! – Бочка указал на каланчу.

– Что-о?

– Свидетельство о рождении вашего дылдометра.

– Я бы попросил!

– Попроси!

– Ты никогда не умел проигрывать!

– Зато ты хорошо умел!

Тренеры начали сближаться.

– Уважаемые, на вас дети смотрят, – вмешалась Наталья Сергеевна.

И была права – мы смотрели во все глаза. Но тренеров это не смущало.

Бочка уже начинал бодать Васильича животом.

– Что ты свою бочку катишь? – отпихнул его Васильич.

– Что ты сказал?!

– Бочка и есть бочка!

– Что-о?

– Да твоего имени ни один ученик не знает!

– Ха, – усмехнулся Бочка и обернулся к трибунам: – Ребята, как меня зовут?

Ребята в первом ряду побледнели и закивали друг на друга.

– Никифор Ильич, – пискнула Наталья Сергеевна, спрятавшись за чью-то спину.

– Слышал? – обрадовался Бочка. – Так что помалкивал бы, Стручок.

Кто-то из зрителей не выдержал и захихикал. Остальные подхватили, а судья от смеха чуть не упал со своей вышки – стремянки, которую мы одолжили у дворника.

Когда все успокоились, Бочка со Стручком обнялись, игру возобновили. Я бодро подал ещё шесть неберучек. 23:21. Краем глаза увидел, что Васильич опять посмурнел. И, кажется, сделал какой-то знак игрокам. Следующая подача снова выскользнула из рук противников, но, вместо того чтоб перекинуть мяч нам, каланча бросил его тренеру. Тот принялся его трясти и ощупывать.

Бочка, по счастью, доедал бутерброд и воспринял этот манёвр снисходительно.

– Требую замены мяча, – объявил Васильич.

Бочка молчал.

– Ребята, – обратился к нам Васильич, – сбегайте в зал, принесите другой.

– А нам этот нравится, – ответил Коля.

– Верни мяч, Васильич, – попросил Бочка, дожевав бутерброд. Мне показалось, что запас его благодушия на этом кончится.

Васильич прижал мяч к себе и попятился.

– Никифор Фомич, – зачем-то вмешался я, – мне ж всё равно, каким мячом подавать. Я сбегаю.

Это был красивый ход. Красивый, но рискованный. Если я не подам новым мячом, Бочка мне не простит. Да и никто не простит. Но пути назад нет.

В школе было совершенно пусто, тихо и пусто, как в фильме ужасов. «Может, затаиться и не возвращаться…» Но ноги сами несли меня в спортзал. А вот и подсобка со спортинвентарём. Дёргаю – заперто. «Только не это! Вернуться с пустыми руками ещё хуже, чем провалить подачу. А Бочка знал! Потому и отпустил». Я прислонился к холодной стене, чтоб удержаться на ногах. «Ну ничего, возьму в раздевалке рюкзак, выйду через чёрный ход и переведусь в другую школу. Папа поймёт».

– Ты чего тут застрял? – передо мной в лучах солнца возник силуэт Вергилии Спицыной. Я бы вскрикнул от неожиданности, но от бессилия только громко икнул.

– Мне нужен мяч, а дверь заперта, – объяснил я

Вергилия подошла к подсобке, толкнула дверь, и три волейбольных мяча глянули на меня с недоумением.

Я выбрал один и побрёл обратно. Вергилия за мной.

– А ты-то что тут делаешь? – спросил я.

– Я наблюдала за чемпионатом через окно, а то у вас там очень страшно, – сообщила она.

– Да, – согласился я, – страшновато. Вергилия, если я сейчас не подам, мы проиграем.

– Не волнуйся. Я с тобой.

На Вергилии был один из самых диковинных её нарядов – длинная пёстрая юбка, вязаная жилетка…

– О, колдуй-бабку привёл, – указал на неё паренёк, несколько раз упустивший мою неберучку.

– Руки-крюки, – не осталась в долгу Вергилия, и парень густо покраснел.