Пока мы спускались на первый этаж, голову сломали – зачем директору понадобился Никита. Успели вспомнить все прегрешения за три года учёбы. Остановились у кабинета, а он тут как тут.
– О, сладкая парочка, – смеётся. – Ну, проходите вместе.
Кабинет директора тоже оказался внушительным: с красивой, солидной мебелью, какими-то фигурками и портретами, тёмными шторами и особым, тяжеловатым запахом.
Директор уселся в большое кресло.
– Ну что вы уставились, как кролики на удава? – усмехнулся он. – Чего робеть, коли совесть чиста?
Мы скромно улыбнулись.
– А позвал я вас в связи с тем, что исполнилась моя давняя мечта, – директор, не усидев, поднялся и обосновался за спинкой кресла. – В школе появилась театральная студия, и к Новому году мы поставим «Буратино». Я
Мы с Никиткой закивали.
– Тебя, Никита, я вижу в роли Пьеро, – продолжил директор, потирая огромные руки. – Твой излом бровей идеален, даже подрисовывать ничего не надо.
С этими словами брови Никиты сделали такой домик, что директор пришёл в восторг.
– Вот! Тебе и играть ничего не надо. Выучишь несколько реплик, и всё.
– А я? – спросил я.
– А ты, поэт, будешь одной из кукол, они время от времени появляются на сцене, поют хором песни и двигаются вот так.
И директор очень круто изобразил робота.
– В общем, вы согласны, репетиции начинаются сегодня.
Мы с Никиткой вышли в смешанных чувствах: с одной стороны, доверие директора дорогого стоит, с другой – до Нового года ещё три месяца.
После уроков, вместо того чтобы бежать с ребятами играть в футбол, мы поплелись в актовый зал. Труппа и правда подобралась такая, что без костюмов можно было угадать, кто есть кто.
Вот этот рыжий шустрик из второго класса, ясное дело, Буратино, а лохматый громадина из девятого – Карабас, хитрован из пятого – Базилио, оттуда же бойкая рыжая девочка – да её же и зовут Алисой! Коле Жарикову досталась роль Дуремара. В уголке притулилась маленькая девочка с огромными, испуганными глазами – видимо, Мальвина.
Пожаловал директор. Руководитель театральной студии, Людмила Ивановна, явно робела и кивала ещё до того, как тот успевал сформулировать очередное указание. Она пыталась делать пометки в сценарии, но это было не просто, так как главный режиссёр менял рекомендации на ходу.
– После песни смена декораций, появляются куклы, пометьте, что нужен очаг, ключик, шарманка…
– Шарманка?
– Да, шарманка. Полено, банка с пиявками не помешает…
– Настоящими?
– Почему бы и нет? – посмеялся директор.
– Букварь?
– Да, конечно.
– А можно я свою удочку захвачу? – вмешался Коля.
– Он по сценарию удит? – уточнил директор у Людмилы Ивановны.
Та начала дрожащими руками листать сценарий, но сцену рыбалки не обнаружила.
– Тогда не надо, – сказал директор. – Запомни, Коля, главный закон драматургии: если на стене висит ружьё, оно должно выстрелить.
Коля только пожал плечами.
Репетиция прошла не то чтобы плодотворно: мы получили сценарии с текстами песен и клятвенно пообещали не пропускать репетиции.
И мы с Никитой клятву сдержали, но только мы. Остальные актёры болели по очереди и вместе. Мальвина от страха не могла выдавить из себя и слова и только хлопала длинными ресницами. Карабас оказался страшным лентяем и постоянно забывал слова. Людмила Ивановна много нервничала и время от времени поглядывала на дверь в зал, видимо, опасаясь, что явится директор с ревизией. По моим ощущениям, всё держалось на второкласснике Буратино и выскочке Алисе. Ну и Дуремар был вполне себе убедителен. Директор так ни разу и не пришёл, и генеральная репетиция стала первым прогоном, который мы отыграли от начала до конца и не сказать, чтобы очень гладко.
И вот настал день премьеры.
– Кость, не обижаешься, что нас с папой не будет? – в сотый раз спросила мама.
– Нет, конечно, – в сотый раз заверил я.
– Волнуешься?
– Чего мне волноваться? У меня даже слов нет.
– Не расстраиваешься, что слов нет?
Я тяжело вздохнул.
– Не расстраивайся, ещё сыграешь свою главную роль, – сказала мама.
А ведь я и правда не обижался, не расстраивался и даже не волновался.
Но когда выглянул из-за кулис в зал, некоторый мандраж всё-таки ощутил. Народищу набралась тьма: весь учительский состав, все классы вплоть до 9-го, ещё и родители по стеночкам.
– Коля, что это у тебя? – услышал я за спиной слабый голос Людмилы Ивановны.
– Пиявочки.
– Живые?
– Конечно.
Я с удивлением обернулся: Коля крутил перед носом Людмилы Ивановны трёхлитровую банку с десятком наипротивнейших пиявок. Людмила Ивановна бледнела на глазах, и я поспешил подставить стул.
А тут директор пришёл сделать напутствие.
– Ну что, готовы?
Он оглядел свою труппу мечты.
– Красавцы! А где Мальвина?
Мы начали оглядываться по сторонам и пожимать плечами. Обнаружили на стуле её платье с париком.
– Дезертировала, – грустно сказал директор. – Это моя вина. Куликов, переодевайся, будешь Мальвиной.
– Почему я? – опешил я.
– Глаза большие. И ты мастер импровизации, так что срочный ввод – это для тебя.