Коварство и любовь. Перчатка

Фердинанд. Наконец цель моих надежд передо мной! Леди Мильфорд, самое страшное препятствие нашей любви, сейчас оставила герцогство. Отец одобряет мой выбор. Судьба перестает нас преследовать. Восходит наша счастливая звезда. Я пришел исполнить данное слово и повести к алтарю свою невесту.

Миллер. Слышишь, Луиза? Слышишь, как он издевается над твоими обманутыми надеждами? Оно и кстати, барон, к лицу обольстителю – упражнять остроумие на своем преступлении.

Фердинанд. Ты думаешь, я шучу? Клянусь честью, нет! Все это так же истинно, как любовь моей Луизы, и я так же свято сдержу слова свои, как она свои клятвы! Для меня нет ничего святее… Ты все еще не веришь? Все еще нет румянца радости на щеках моей прекрасной избранницы? Странно! видно, ложь здесь ходячая монета, если истине дают так мало веры? Вы не верите моим словам? Так поверьте этому письменному доказательству! (Бросает Луизе ее письмо к маршалу.)

Луиза развертывает письмо и, побледнев, как полотно, падает без чувств.

Миллер (не замечая этого, майору). Что это значит, барон? Я вас не понимаю!

Фердинанд (подводит его к Луизе). Тем лучше поняла меня она!

Миллер (припадает к дочери). Боже! Дочь моя!

Фердинанд. Побледнела, как смерть! Вот такой она мне нравится, твоя дочь! Никогда еще не была она так хороша, твоя кроткая, честная дочь! Лицо, как у мертвой… Дуновение Божьей правды, стирающее обманчивый блеск с каждой лжи, смело со щек ее румяна, которыми искусница обманула и светлых ангелов. Это в первый раз ее настоящее лицо! Дай поцелую его. (Хочет подойти к Луизе.)

Миллер. Мальчишка, прочь! Не гневи отцовского сердца! Я не уберег ее от твоих ласк, но сумею охранить от твоих оскорблений.

Фердинанд. Чего тебе, старик? Мне нет до тебя никакого дела. Не впутывайся в игру: она окончательно проиграна. Или ты умнее, чем я предполагал? Уж не помог ли ты дочери в ее любовных шашнях своей шестидесятилетней мудростью? Уж не посрамил ли своих седых волос ремеслом сводника? О! если этого не было – ложись, несчастный старик, и умирай! Пока еще есть время. Ты можешь еще заснуть в сладком заблуждении, что был счастливым отцом! Еще минута – и ты отбросишь ядовитую ехидну в породивший ее ад, проклянешь и дар, и дарителя, и с хулой на языке сойдешь в могилу! (Луизе.) Говори, лицемерка! Ты писала это письмо?

Миллер (предостерегая Луизу). Ради Бога, Луиза! Не забудь! Не забудь!

Луиза. О, это письмо, батюшка…

Фердинанд. Попало не в те руки? Хвала случаю! Он творит более великие дела, чем мудрствующий рассудок, и прочнее разума всех мудрецов. Случай?.. Провидение участвует и в падении воробья, – неужто же его нет, когда нужно сорвать личину с дьявола? Отвечай же мне! Ты писала это письмо?

Миллер (Луизе, сбоку, умоляющим тоном). Не робей! Будь тверда, Луиза! Одно только «да» – и всему конец.

Фердинанд. Лихо! Лихо! И отец обманут! Все обмануты! Посмотрите на нее, бесстыдную! И язык ее не хочет уже повиноваться последней ее лжи! Клянусь Богом! грозным и вечно истинным Богом! Ты писала это письмо?

Луиза (после мучительной внутренней борьбы, во время которой она взорами говорила с отцом, твердо и решительно). Я!

Фердинанд (в испуге). Луиза!.. Нет! душою моею клянусь, ты лжешь!.. На пытке и невинность признает за собою преступления, в которых не участвовала. Я спросил слишком резко… Не правда ли, Луиза?.. Ты оттого лишь взяла на себя вину, что я спросил так резко?

Луиза. Я сказала правду!

Фердинанд. Нет, говорю я тебе! Нет! Нет! ты не писала. Это вовсе не твоя рука. Да если и так – неужто подделать почерк труднее, чем испортить сердце? Скажи мне правду, Луиза!.. Или нет, нет… не говори! Ты можешь сказать «да» – и я пропал! Солги, Луиза! солги!.. О! если б у тебя была в запасе какая-нибудь ложь, и ты сказала мне ее с открытым ангельским видом, и убедила бы только мой слух, мои глаза, а сердце жестоко обманула! О Луиза! одно слово твое могло бы изгнать истину из мира и непреклонную справедливость превратить в придворное низкопоклонство! (Дрожащим от опасения голосом.) Ты писала это письмо?

Луиза. Клянусь Богом, грозным и вечно истинным богом – я!

Фердинанд (помолчав, затем тоном глубочайшей скорби). Женщина! женщина! Какими глазами глядишь ты на меня? Если б эти глаза раздавали райские наслаждения, ты не нашла бы желающих даже в самом аду. Знаешь ли ты, чем ты была для меня, Луиза? Невозможно! нет! ты не знаешь, что ты была для меня всем! Все!.. Это жалкое, ничтожное слово, но целая вечность едва вмещает его, целые системы миров вращаются в нем. Все! И так преступно насмеяться над всем!.. О! это ужасно!

Луиза. Я вам призналась, господин фон Вальтер. Я сама осудила себя. Идите теперь! Оставьте дом, где вы были так несчастливы!

Фердинанд. Хорошо! Хорошо! Ведь я спокоен… Спокойным называют и опустошенный край, по которому прошла чума. Я спокоен. (После некоторого размышления.) Еще одна просьба, Луиза, – последняя! Голова у меня в лихорадочном жару. Мне надо освежиться. Сделай мне стакан лимонаду.

Луиза уходит.

Явление III