Кожа, в которой мы прячем правду (СИ)

— Меня в архимаги? Смеётесь вы, что ли? — напоказ удивлялась она, если кто снова ей предлагал возглавить Коллегию. — Чародейка из меня никудышная, а управитель — и того хуже. Я Винтерхолд не оставлю, пока здесь всё не наладится, но я не тот человек, которому стоило бы занять такой пост. Но не волнуйтесь, — уверяла собеседников Мэва, улыбаясь самой открытой и честной из всех улыбок, — я помогу вам не ошибиться.

Не позволила она “ошибиться” и с Анкано — и уберегла его от скороспелого суда. Выздоравливал паршивец быстро и уже через пару дней сумел подняться на ноги, однако память к нему так — якобы — и не вернулась. Брелина, впрочем, чуяла обман, да и Мэва не собиралась верить талморцу на слово. Анкано не оставляли без присмотра и позволяли покидать лазарет только в компании магов, которым Драконорожденная доверила свои планы. Их было четверо — Толфдир, Фаральда, Колетта Маренс и, собственно, Брелина, но так как у первых троих хватало иных хлопот, нянькой Анкано чаще всего оказывалась “госпожа Марион”.

Госпожу Марион этот расклад более чем устраивал: разоблачить симулянта было для неё делом чести. Анкано не спешил преподносить ей победу на блюдечке: если он и притворялся, изображая незнание, то делал это невероятно убедительно. Первое время талморский червяк никого не узнавал и даже забывал отзываться на своё имя; потом пообвыкся: смотрел, слушал, задавал вопросы — иногда настолько странные, вроде того, почему в Коллегии не учат заклинанию “хамелеона”, что разглядеть за ними коварный замысел не получалось при всём желании.

Но что бы ни творилось с памятью Анкано на самом деле, а дураком он не был и с лёту распознал в Нирии идеальную собеседницу. Та, кажется, была только рада, что “кавалер” забыл о её босмерской родне, да и сама предпочитала не вспоминать о его спорном статусе — хватало смазливой мордашки и скупого внимания, чтобы взять её в оборот.

Безмолвным, но бдительным наблюдателем Брелина присутствовала почти при всех их разговорах, и если бы Нирия умела прожигать дыры взглядом, без насилия бы не обошлось. Впрочем, смазливая мордашка интересовала её куда больше, чем надсмотрщица, поэтому о той быстро забывали, когда Анкано натягивал на лицо подобие учтивой улыбки и принимался за расспросы.

Рубежом, как Брелина в итоге установила, служил Кризис Обливиона: всё, что было до, талморца не особенно интересовало, зато обо всём, что случилось в последние две сотни лет, он словно бы слышал впервые. Политика, войны, научные открытия — вопросы сыпались градом, а Нирия только и рада была услужить и охотно кудахтала, доказывая полезность.

Брелина наблюдала за ними со странной смесью гадливости и охотничьего азарта. Казалось, Нирию ничего не могло удивить или сбить с толку, даже самые абсурдные просьбы или вопросы — кроме разве что того случая, когда Анкано пытался “разобраться” в устройстве Коллегии.

— Драконорожденная — не чародейка, и правильно, что она отказалась от поста архимага, — рассуждал он вслух, вальяжно развалившись в ужасно неудобном на вид деревянном нордском кресле, которые появились в общем зале с подачи Мэвы; Нирия жадно ловила каждое слово… как и Брелина, но по совершенно иной причине. — Магистр Толфдир для норда уже слишком стар, и не хочет обременять себя этой должностью. Но почему архимагом не станет магистр Фаральда? — Нирия, услышав имя своей неприятельницы, капризно дёрнула уголком рта, но промолчала. — Её уважают коллеги, и она кажется достаточно компетентной, чтобы справиться с новыми обязанностями.

Нирия, растерянно взмахнув чернёными — не иначе как для “свидания”! — ресницами, жеманно хихикнула.

— Неважно, насколько наши соплеменники превосходят местных, — сказала она. — после Белого золота они никогда не поставят над собой альтмера.

— Белого золота?

Оказалось, что и о Ночи Зелёного огня, и о Великой войне, и о Конкордате Белого золота, и о многих других вещах, изуродовавших Брелине жизнь и лишивших её семьи и счастья, Анкано “не помнил” — и даже Нирия была настолько ошарашена этим открытием, что когда наконец умолкла, застыла бессмысленной золочёной статуей, неизящно приоткрыв рот; пальцы её нервно оглаживали резные подлокотники.

— Благодарю тебя, Нирия, — со светской, мнимо тёплой и не достигающей глаз улыбкой отозвался Анкано. — Ты, как и всегда, поразительно информативна.

Анкано старался быть любезным, — так, как не старался за всё пребывание в Винтерхолде! — и Брелина видела, насколько тяжело это ему давалось, чувствовала напряжение, стальным штырём пробившее ему позвоночник…

Она разберётся, что Анкано скрывает.

III.

Он не должен был залезть ей под кожу — и всё равно залез.