Кран-Монтана

Все предыдущие годы, если точнее, семь лет, его странно преследовал ее образ. Она появлялась вдруг, без предупреждения, на фоне расслабленной и сладкой жизни. С 1969-го по 1975-й в «сезон» он работал в отеле «Борегар»: отгонял машины и вообще был на побегушках, ему доверяли самые деликатные поручения, что открыло перед ним сказочный мир. Поначалу он хотел прежде всего отделиться от отца, который вел себя не как обычные родители, а с точностью до наоборот, следил, когда он уходит и когда приходит, со все возрастающей подозрительностью требовал у него отчета, у него, Франко, который зарабатывал деньги с семи лет, доставляя клиентам покупки на велосипеде или на самокате – килограмм картошки или форель, три-четыре сантима на чай. Но главное другое, это позволило ему войти в замкнутый мир, в мир, где, по неизвестным ему причинам – но задаваться вопросами Франко давно перестал, – он был всем нужен. В отеле его ждали. Он видел взгляды, когда входил в холл и стряхивал налипший снег с волос и плеч. Ему совали банкноту, иной раз крупную, в карман пиджака. Беседовали о житье-бытье на курорте. Франко Росетти знал, как нравится людям чувствовать, что они живут жизнью здешних мест. К нему подходили с робкими минами, смотрели снизу вверх или, наоборот, таращились с вызовом и приближались так, что он шеей чувствовал дыхание.

Он был как блудный сын или вымечтанный любовник, живущий экзотической жизнью.

Франко Росетти водил сказочные машины: «Астон Мартин», «Мазерати», «Порше-930», «Ламборджини Каунтач» желтого цвета, собственность австрийца, носившего комбинезон в тон. Франко обожал надевать черные перчатки, которые подарила ему сорокатрехлетняя дама из Милана – она отсосала у него в лифте, смутив его этим до паники, но смущение исчезло бесследно в тот миг, когда он увидел след губной помады на своем члене. Он уверенно водил по обледенелым дорогам, и гоночные машины врывались как звери на опасную, неосвоенную территорию.

Наверно, черная униформа придавала ему вид плейбоя, да и длинные волосы, и круги под глазами. Или эти машины, которые он водил лучше и быстрее владельцев? Или горный воздух – острый, звенящий, который пробуждает тела, – так его красил. Как бы то ни было, мужчины обожали Франко Росетти, а женщины тянулись к нему, как цветы к свету.

Чета американцев, Макс и Сьюзен Хэвмейер, даже назвали своего пекинеса Франко, так к нему привязались. Кому-то, возможно, не понравилось бы, что маленькая уродливая собачка, характеризующаяся в основном тягой к детородным частям, носит его имя, но никак не Франко, который лишь отталкивал песика и от души смеялся. Были еще сестры Абзуле: Барбара, Агнес и Соня, которых все звали Барби, Бэби и Султанша, с ними он встречался и летом, на пляжах Лазурного берега. Были парижанки: Крис, Карли и их подруги, к которым он являлся в выходные, нагруженный подарками, шоколадом, пирожными с глазурью, диафрагмами. Были матери подруг: итальянки в выворотных лисах, издававших неприятный запах нафталина – в Милане они носили меха подкладкой наружу, боясь коммунистических активистов с аэрозольными баллончиками, – парижанки, донельзя модные, носившие костюмы в тон сумочкам и туфелькам – их каблуки оставляли крошечные дырочки в снегу, точно следы воробья или малиновки.

У него были подружки, он даже иногда влюблялся, но Клаудия продолжала его преследовать.

Франко так и не смог понять, отчего она вдруг встает в памяти, иной раз даже когда он был с другой. С Сесиль Рош, которая лежала голой на его кровати, и ее груди, казалось, дрейфовали по торсу, а бежевые соски выглядели изысканно и непристойно. С Сильвией Бах, которая краснела, открывая коробки с chiacchere, итальянскими сладкими блинчиками, что дарил ей Франко, как будто никто никогда не оказывал бедняжке столь тонкого знака внимания. С Од – Од Куцевич! – когда они курили марихуану, лежа в траве, и ее голубой комбинезон, под которым ничего не было, сливался с небом. Он бывал у нее в Париже бессчетное количество раз, между 1973-м и 1976-м, и в какой-то момент всерьез думал, что женится на ней. А потом она сделала аборт, и после него они стали как брат и сестра или близкие друзья, любившие вместе словить кайф. Она сделала еще один аборт. В следующие годы сделала еще пять или шесть, и почти каждый раз он был с ней, ждал ее внизу, в кафе, и она появлялась внезапно за стеклянной дверью, бледная, с самодовольной улыбкой.

Поначалу ему казалось, что он и не думает никогда о Клаудии, ну, почти. Он написал ей только один раз, в декабре 71-го, послал открытку с трассой Фиалок, которую выбрал потому, что вместо точки над «i» красовалось сердечко, и пожалел об этом сентиментальном порыве в тот самый момент, когда опустил открытку в почтовый ящик у «Спортинга». Но она не ответила, да и все равно начался сезон, и ему было чем заняться. В ту зиму Франко без конца ссорился с отцом, и дела в магазине шли так хорошо, что он не мог ни о чем думать, кроме как о туристах, которые расплачивались за покупки банкнотами в пятьсот швейцарских франков.