Красный браслет

– Догадался, молодец! Вика первой из вас вступила в период влюбленности, а что-то подсказывает мне, что первенцы крепки и постоянны в своих чувствах. Не буду смущать тебя лишними вопросами. Важно то, что в ней заработал защитный механизм, который включается только в присутствии объекта, так сказать, этого светлого чувства. Она подсознательно желает защитить его от малейшей опасности и могла бы, возможно, целую армию уложить за пару мгновений. Но в этом и проблема: потом война начинается внутри нее самой.

– Ей смогут помочь? – Голос Платона прозвучал странно.

Прайд напрягся.

– Уж не подумал ли ты в этот момент, что смерть Вики была бы хорошим выходом для вас всех – безболезненный быстрый уход и все такое?

– Неважно, что я подумал. Но раз уж наши жизни висят на волоске, не могли бы вы посвятить меня в свой план, Виктор Антонович? Зачем мы вам понадобились, проще говоря? У ученых был свой интерес, они хотели знать, возможно ли создать сверхлюдей. А у вас какой интерес?

Прайд поудобнее устроился в кресле, выдвинул подбородок.

– Этот план, юноша, многократно продуман мудрыми людьми и будет осуществлен в любом случае. Разве что времени понадобится чуточку больше. Я не любитель делиться задумками, но понимаю твое нервное сейчас состояние – изволь.

Он наполовину прикрыл глаза набрякшими веками.

– Уже давно стало ясно, что все политические и экономические системы изжили себя. Последняя надежда человечества – объединиться под руководством лидера, столь мощного и авторитетного, что поклонение ему станет чем-то само собой разумеющимся. Любой, поднявший голос против, будет подвергнут обструкции – в идеале растерзан на месте. В новом мире каждый должен знать свою функцию и делать ровно то, что нужно, занимать четко свое место и не претендовать на другое. Только тогда возможен прорыв и затем стабильное и полноводное движение вперед. Беда в том, что люди упорно не хотят знать свое место, заблуждаются насчет своих возможностей и создают ненужную шумиху вокруг своей никому не интересной персоны. Опыт революций прошлого века дал колоссальный опыт зомбирования людей, ломки, расчеловечивания. Мы породили человека, неспособного защитить даже своего ребенка из страха выйти за рамки законопослушания и толерантности. Мы научили писать всех, чтобы исключить появление подлинных писателей-безумцев, способных пробудить спящие души обывателей. Но и этого оказалось мало. Необходим единый для всех лидер, новый пророк, мессия, наделенный властью. Пусть он будет юн и хорош собой, и мир полюбит его, как последнюю надежду. Конечно, за его плечом будут незримо стоять умнейшие люди мира, ему нужно будет лишь транслировать их решения. Но нужно кое-что еще. Ты ведь знаешь, не правда ли?

– Знаю, – усмехнулся Воронцов. – Нужны чудо, тайна и авторитет.

– Конечно! – Прайд, распахнув глаза, пару раз сомкнул ладони. – Гениальная подсказка гениального творца! Чудо обеспечат первенцы и другие невероятные порождения Института. Тайной станет само появление юного пророка-мудреца. За авторитет отвечаем мы, разработчики проекта.

– А роль Антихриста, как я понимаю, отводится вашему сыну?

Прайд едва заметно поморщился, но ответил:

– Разумеется. К этому мальчишку готовили с рождения, но он ничуть не больше готов к своей миссии, чем пойманный на улице малолетний хулиган. Впрочем, это не имеет никакого значения. Главное, он нагл и уверен в своей исключительности, но при этом все же приучен подчиняться и знает, что́ бывает за неповиновение. К сожалению, он не единственный кандидат на эту роль, хотя имеет преимущества: единственный русскоязычный. А социологи рассчитали, что новый пророк должен появиться именно в России, этому легко поверят – от России подсознательно такого и ждут. Так что можно понять мое разочарование: Кирилл пропал, необходимая группа первенцев под угрозой, пятый ребенок не найден, я могу лишиться всех разом.

– Мне жаль, – просто ответил Воронцов. – Хватило бы и того, что пропал ваш сын.

И снова прежняя гримаса, отчаянный скрип кресла под грузным телом.

– Давай сразу проясним кое-что, но надеюсь на конфиденциальность нашего разговора. Кирилл мне НЕ сын. В принципе у меня вообще никогда не могло быть детей, чем я весьма доволен, – я не чадолюбив. Но замысел требовал появления наследника, да и супруга нудила, и я обратился в Институт. В мальчишке нет моих генов – опять же мои крутолобые рассчитали, что носитель отчасти восточного типа внешности будет пользоваться бо́льшим успехом, нам еще исламский мир завоевывать. И, хоть я и прикидывался разъяренным, но именно по моему распоряжению генетический материал был разделен и использован для получения близнеца-первенца. Во многих ситуациях это будет полезно. И, кажется, такая ситуация может наступить довольно скоро.

Он встал, тяжело прошелся по комнате. Платон больше не задавал вопросов.