Теперь-то миссъ Бетти Баркеръ была гордая, счастливая женщина! Она поправила огонь, заперла дверь и сла къ ней такъ близко, какъ только было возможно: сла совсмъ на кончик кресла. Когда вошла Пегги, шатаясь подъ тяжестью чайнаго подноса, я примтила, что миссъ Баркеръ боялась, что Пегги не станетъ держаться на приличномъ разстояніи. Он съ своей госпожей были весьма-фамильярны въ своихъ ежедневныхъ отношеніяхъ, и Пегги теперь надо было сказать ей нчто по секрету, что миссъ Баркеръ ужасно хотлось слышать, но что она считала своей обязанностью не допустить ее сказать. И потому она отвернулась отъ подмигиванья и знаковъ, которые ей длала Пегги, сдлала два или три отвта весьма-некстати на то, что было сказано и, наконецъ, охваченная свтлой идеей, воскликнула:
— Бдняжка, Карликъ! я совсмъ о немъ забыла. Пойдемъ со мною внизъ, милая собачка, я дамъ теб чайку!
Черезъ нсколько минутъ она воротилась, ласковая и кроткая, какъ прежде; но я подумала, что она забыла дать «милой собачк» что-нибудь пость, судя по жадности, съ которой та глотала куски пирожнаго. Чайный подносъ былъ изобильно нагруженъ; мн было пріятно это видть: я была очень-голодна, но боялась, чтобъ присутствующія дамы не сочли это невжливостью. Я знаю, что он говорили бы это въ своихъ собственныхъ домахъ, но здсь какъ-то все исчезало. Я видла, какъ мистриссъ Джемисонъ кушала тминную каврижку, медленно, такъ, какъ она длала все; я нсколько удивилась этому, потому-что она намъ говорила на своемъ послднемъ вечер, что этой каврижки никогда не будетъ у ней въ дом, что каврижка напоминаетъ ей душистое мыло. Она всегда угощала насъ савойскими сухариками. Однако мистриссъ Джемисонъ была снисходительна къ незнанію миссъ Баркеръ обычаевъ высшей жизни; и чтобъ пощадить ея щекотливость, съла три большіе куска тминной каврижки, съ покойнымъ выраженіемъ, очень-похожимъ на коровье.
Посл чаю настало нкоторое недоумніе и затрудненіе. Насъ было шестеро; четверо могли играть въ преферансъ, а для двухъ оставалась криббиджъ [10]
; но вс, исключая меня (я нсколько боялась крэнфордскихъ дамъ за картами, потому-что такое занятіе казалось для нихъ самымъ важнымъ, серьёзнымъ дломъ), сгарали желаніемъ участвовать въ пульк; даже миссъ Баркеръ, хотя объявляла, что не уметъ отличить пиковаго туза отъ червоннаго валета, тоже раздляла это желаніе. Дилемма скоро была приведена къ концу страннымъ шумомъ. Еслибъ невстку баронета можно было подозрвать въ храпніи, я сказала бы это о мистриссъ Джемисонъ, потому-что, пересиленная жаромъ комнаты и наклонная къ дремот отъ природы, мистриссъ Джемисонъ не могла устоять отъ искушенія такого покойнаго кресла и дремала. Разъ или два она съ усиліемъ открывала глаза и спокойно, но безсознательно намъ улыбнулась; мало-по-малу, однакожь, даже ея благосклонность не могла устоять противъ этого напряженія, и она заснула глубоко.— Какъ для меня пріятно, шептала миссъ Баркеръ за карточнымъ столомъ тремъ оппоненткамъ, которыхъ, несмотря будто-бы на свое незнаніе игры, она объигривала немилосердно:- очень-пріятно, право, видть, что мистриссъ Джемисонъ чувствуетъ себя какъ дома въ моемъ маленькомъ жилищ; она не могла сдлать мн большаго комплимента.
Миссъ Баркеръ снабдила меня литературными произведеніями, въ форм трехъ или четырехъ красиво-переплетенныхъ книжечекъ, изданныхъ лтъ десять или двнадцать назадъ, замтивъ, когда она придвинула столикъ и свчку для моего личнаго употребленія, что знаетъ, какъ молодежь любитъ разсматривать картинки. Карликъ лежалъ, фыркалъ и вздрагивалъ у ногъ своей госпожи: онъ тоже чувствовалъ себя какъ дома.
Сцену за карточнымъ столомъ было преинтересно наблюдать: четыре дамскія головы кивали другъ другу и сталкивались посреди стола съ желаніемъ пошептать проворно и громко; но время отъ времени миссъ Баркеръ проговаривала: «Тише! сдлайте милость, тише! мистриссъ Джемисонъ почиваетъ».
Было чрезвычайно-трудно справиться съ глухотой мистриссъ Форрестеръ и сномъ мистриссъ Джемисонъ. Но миссъ Баркеръ хорошо исполняла свою ревностную обязанность. Она шептала мистриссъ Форрестеръ, выразительно кривляясь, чтобъ показать движеніемъ губъ, что говорилось, и потомъ ласково улыбалась всмъ намъ, бормоча про-себя: «Право, очень-пріятно; я желала бы, чтобъ моя бдная сестра дожила до этого дня».