Крещендо (СИ)

— О! Милый мальчик! — это она так ублюдка назвала? — Лёля — скрипач, у него будущее, ему нельзя ломать пальчики, лучевую косточку, нужно, чтобы запястье оставалось гибким для исполнения вибрато. Посмотрите! Какие у Лёли пальчики! Вы знаете, он гений в освоении аппликатуры, мы уже закончили музыкальную школу, но занимаемся с самим Гельдовичем. Готовимся в консерваторию!

— Мама! Прекрати! Молодой человек уходит уже! — толкаю его спиной к выходу.

— Нет, нет, мне интересно! — ублюдок обходит меня, становится рядом с мамой и нежно так берет мои руки, гладит пальцы, мерзкий тип. — Да, тонкие, сильные, красивые руки! Как-то я сразу не рассмотрел? Да ты, Лёля, — он выпячивает именно эту позорную кличку, — ценный кадр! Твои ручки надо беречь и использовать…

— Ты меня довез? Вали! — выдергиваю руки из его мерзких лап.

— Лёля, какой моветон! — восклицает мама. — Стыдись! Может, чаю, молодой человек?

— Май, — подсказывает ублюдок.

— О! Какое волшебное имя! Так что, чаю? Заодно расскажете про эту ужасную драку!

Я поворачиваюсь и шиплю ему в лицо:

— Уходи!

Он мне шепчет в ответ:

— Попроси лучше!

— Пожжжалуйста…

— Скажи, что ты мышонок.

— Я мышонок, уходи…

Он нагло улыбается:

— Извините, я спешу, приятно было познакомиться, как вас зовут?

— Наина Игнатьевна! Но можно просто – Наина!

— До свидания, Наина! — я толкаю его локтем под дых. — Или, может, остаться?

Чёрт! Да что же это такое? Я толкаю его спиной на выход, пользуясь тем, что мама уже пошла по коридору, напевая мелодию романса Варламова, которую сейчас осваивала для аккомпанемента.

Выпихиваю ублюдка в подъезд. Тот хохочет.

— Всё, иди!

— Значит, ты музыкант, в консу собираешься?

— Уходи! — я пытаюсь зайти обратно домой. Он хватает меня за шею так, что точно следы от пальцев останутся. Прижимает к двери всё за ту же шею:

— И в какой же школе ты учился?

— Имени Чайковского, - сиплю я.

— Почему же я тебя не помню?

— Потому что ты ублюдок и самовлюбленный тип, ты видишь только себя, и ты был на классе гитары, а я там не был!

— Если я еще раз услышу в свой адрес твои грязные высказывания, то я переломаю твои пальчики! Усвоил, мышонок?

— Всё, иди!

— Усвоил?

— Да!

— Кто я?

— Офигительный красавец, умница, отличница, просто хороший человек! Лучший из всех, кого я знаю!

— Можно без «отличницы»! Меня зовут Май, Лё-о-о-лик!

— Май, катись!

— Пока, мышонок!

Он, наконец, выпускает меня и весело спускается по лестнице вниз. Я дождался, когда он будет на первом этаже, и крикнул вниз:

— И всё равно ты ублюдок, тебя все ненавидят и я тоже!

Я забегаю и захлопываю дверь. Мама кричит с кухни:

— Лёля! Веди своего друга на чай!

Пошёл объяснять маме, что друг как бы и не друг. Что Маю («Ах, какое чудное имя, нужно было тебя так назвать») надо было уходить, у него важные дела. Мама грустно вздыхает и даже не вспоминает о какой-то драке, не видит мою вспухшую губу. Главное — пальчики!

Мне выпал крест родиться в музыкальной семье. Отец знаменитый пианист – Владимир Ли, он всегда на гастролях, и я подозреваю, что есть у него другая семья, потому что он элегантно нас не берёт ни в какие поездки. Но мама делает вид, что всё просто замечательно. Дом в достатке, шмоток дорогущих куча, машину раз в три года меняет, прислугу дома держит. Сама мама редко бывает дома. Она тоже музыкант, но птица не столь высокого полета. Она - аккомпаниатор. Неплохой, выразительный, но в то же время не перекрывающий собой исполнителя. Это ценят. Наина тоже постоянно на гастролях, вот и сегодня – только что приехала. И эта её показушная забота обо мне! Вернее, о моих пальчиках!

Естественно, что Алексея Ли (меня, то бишь) в шесть лет отдали в музыкальную школу. На самый мужской инструмент — скрипку. Мне сначала не нравилось. Плакал дома, но истерики не закатывал. Истерики — это прерогатива нашей мамы. Но теперь вошел во вкус, потому что получается. Могу на альте играть – это просто, всего на квинту ниже, ну и размеры, конечно, не совсем привычные. Воспитывала меня нанятая няня, пожилая наивная женщина — Анна Степановна, тетя Анечка. Она и водила меня в музыкалку, проверяла домашние задания, контролировала, сложив на животе руки, как я разучиваю новые этюды, кормила «правильной пищей». Всё сознательное детство посвящено ей — скрипке: пальцы, стойка, этюды, освоение всех штрихов, приемы пиццикато и арпеджио, репетиции, концерты, конкурсы, экзамены, прослушивания, отставка для фортепиано, справка для физрука, чтобы был осторожнее с ценными руками. Физрук ржал, но в волейбол не ставил играть.