Крещендо (СИ)

— Чтобы ты отстал от меня!

— Неверные методы!

— Посмотрим! — и вот лучше бы я молчал, так как Май прямо взбесился.

— Посмотрим? У тебя какие-то надежды там есть? — это он стучит мне по лбу. — Так нет! Звук пустоты! Не смей. Мне. Сопротивляться. Будет хуже! Ты же знаешь!

— Знаю, — печально говорю я. — Что тебе надо? Я хочу на урок вернуться!

Он отпускает моё горло и царственно повелевает:

— Сегодня в семь быть в студии на репетиции, ты мне будешь нужен. Скрипку принеси.

— С чего это? В твой клуб я не вступал, и не собираюсь! Да и без отсоса, сам понимаешь, нельзя. А я не готов к таким испытаниям.

Он на мгновение потерялся от моего заявления:

— Послушай, мышонок, если я захочу, чтобы ты мне отсосал, ты это сделаешь, поверь! Поэтому ты лучше мне не остри тут! Лучше просто приди, я буду добрым!

— Я не приду. У меня репетиторство у Гельдовича.

— По хуй мне. Чтобы был! Понял?

Я молчу.

— Мышо-о-оно-о-ок? Ты понял? — он опять надвигается на меня.

— Понял, понял, по хуй тебе!

— Умница! — он погладил меня по волосам, развернул и дал по заднице. — А вот теперь отправляйся на урок. Али… Хм… Классное имя!

Я ушёл. Настроение испорчено. И посоветоваться не с кем! За фига я ему на их рок-репетиции? Или он хочет всем показать, что у него новая маленькая собачка появилась, которая умеет на скрипочке пиликать? Хрен! Не пойду! И не пошёл!

Комментарий к 2.

========== 3. ==========

А на следующий день так вообще праздник! Зиновий Веньяминович (он и есть Гельдович) меня повез в филармонию на прослушивание вместо уроков. При выборе между общеобразовательной школой и филармонией мама всегда выберет наиболее возвышенное, а в школе только три этажа. Пожилая женщина, преподаватель консерватории, которая меня прослушивала, обратила внимание на вспухшую губу и синяки на шее. И с юмором заметила:

— Не смычком ли ты себя так изувечил?

А когда я ответил, что подрался (не упал ведь!), она удивленно воскликнула:

— Первый раз вижу молодое дарование со скрипкой и боевым опытом. Ты, ребенок, не только руки береги! Лицо для скрипача тоже имеет важное значение! Представь, исполняешь сонату Бетховена, трагизм, минор — а на лице веселится бланш. Слушатели не в трагизм, а в комизм скатятся! Еще лучше с Тратини, его «Дьявольские трели» вкупе с кровоподтеками с ума сведут чувствительную публику. Лицо должно быть чистым, одухотворенным. Представь Иегуди Менухина с разбитой губой. Невозможно!

Что мне оставалось делать? Соглашаться и вздыхать. Кто бы ублюдку это внушил? Еще смотрели мою скрипку, она у меня девушка немецкая, фрамусовская, дорогущая. Для меня она — «Лидочка», по ее немецкому названию. Этот подарок отца искупает всё его неучастие в моей жизни. Лидочка — брюнетка, со светлым, прозрачным голосом, не капризная, ароматная. Моя скрипка уже не класса «студент», а «мастер». Думаю, что некоторые профессионалы позавидовали бы. Обожаю Лидочку, играю на ней нечасто, берегу, люблю. Сказали, что скрипка в хорошем состоянии, похвалили за инструмент. Домой вернулся довольным: мы с Лидочкой справились. Велено разучивать программу с Григом и дальше.

В пять незнакомый звонок на мобильный. Это редкость! Весело отвечаю:

— Али у аппарата!

— У аппарата искусственного дыхания? — и это Май. — Только это может тебя спасти!

— Это кто? — упавшим голосом тяну я время.

— Ты прекрасно понял, мышонок, кто с тобой вежливо так разговаривает.

— Чего тебе надо?

— Ты, сучонок, почему не явился в студию вчера? И где тебя носило весь сегодняшний день? Не от меня ли ты прятался?

— Много думаешь о себе! Что у меня других дел, что ли, нет?

— Говори, где был!

— Да в филармонии! Доволен?

— Если ты сегодня не явишься в студию, то я явлюсь к тебе сам. И ты точно не будешь доволен. Усвоил?

— Пошёл ты!

— И не смей… — но я уже нажал отбой. Кого он там на мой телефон раскрутил? Решил Арсену позвонить, тот, во-первых, долго трубку не брал. А во-вторых, вообще не он ответил, а его сестра старшая. Она мне и сообщила, что Арсен в больнице, по всей видимости, у него сотрясение мозга.

— Что же произошло? — потрясенно спрашиваю я.

— Он говорит, что дверью стукнулся, но знаешь, Али, я не верю. Мама, может, и проглотит, а мне кажется, что его побили. Сен не говорит…

— А может, в полицию?

— Как, если он не называет обидчиков? Нас засмеют там!

Но я сразу догадался, кто эти «обидчики». Конечно, Май и его шестерки! Через полтора часа я всё-таки поговорил с Арсеном, и он подтвердил мои опасения. Сказал, что из него вытрясли мой номер телефона.

— Арсен! Надо было просто дать. Зачем так из-за меня геройствовать?

— Не делай из меня пионера-героя! Номер я и не давал, они сразу на меня налетели, чтобы мой телефон отобрать и твой номер скопировать. Потом еще самый из идиотов, Май, стал из меня какую-то информацию о тебе выдавливать… Вот теперь красиво лежу в кровати, лечусь. Что ему от тебя вдруг понадобилось?

— Точно не знаю. Ему просто нужно, чтобы все вокруг пресмыкались перед его величеством.

— А ты «вокруг»? Он вообще на Марсе всегда проживал! Где мы и где он?

— Да… Я тут случайно перёсек его орбиту.

— Это ты неосторожно! Уходи в партизаны!