Крест Христов

Но вот пришел, наконец, столь долгое время ожиданный, Человек, долженствующий исцелить расслабленного или, лучше сказать, от смерти, которая по тому только могла называться жизнью, что была ощущаема, воздвигнуть к истинной жизни, превышающей чаяния и желания расслабленного. Явился второй человек, Господь с небес, дабы первого человека, земляного, возвращаемого в землю, из которой взят (Быт. 3, 19), возвести на путь жизни (Деян. 2, 28), возвращения к Богу, вдунувшему в лице его дыхание жизни (Быт. 2, 7). Произросла Лоза истинная, долженствующая отпадшую ветвь соединить с собою, увядшее сделать зеленым, дикое удобрить, чтобы быть в нем и принести много плода (Ин. 15, 5). Явился последний Адам, который Один животворящим духом Своим силен проникнуть и, проникнув, разрушить царство смерти, основанное на разрушении первого Адама, все небесное и земное соединить под Своею главою (Еф. 1, 10) и увенчать начало концом.

Этот небесный и Божественный Человек, в высоком имени Единородного Сына Божия и в таинственном имени Богочеловека, представляемый Евангелием нашему верованию и созерцанию, указывается также и в простом имени человека нашему подражанию: се, Человек! И хотя таким образом во всяком состоянии, во всяком действии, во всяком мгновении святейшей жизни Иисуса мы можем видеть чистейшие образы истинного совершенства человеческого, впрочем, судьбы особенно указывают Его в то мгновение, когда Он вышел из дома судьи к народу, в терновом венце и в багрянице (Ин. 19, 5).

Мгновение великое и подлинно требующее особенного указания, дабы оно в сокращенном своем величии не укрылось от нашей непроницательности! Иисус в таком состоянии, в которое приведен волею других; в чужой одежде; не видно никакого действия Его; не слышно никакого слова Его; Его как бы нет. Что же здесь нам указывается в Нем? То самое, что Иисус является без воли, без действия, без слова. Это молчание, которое Он сохраняет между восклицаниями защитника, и между воплями клеветников и хулителей, этот глубокий взор, сквозь смятения человеческие погруженный в судьбы Божии, эти неподвижные члены, так сказать, почивающие в страданиях, – все это представляет нам образ человека высочайше терпеливого, мужественного, кроткого, смиренного, никакой всеобщей враждой непобедимого в любви, непоколебимого в мире со всеми, человека бесстрастного, чистого, святого, и – чтобы соединить эти черты в одну их объемлющую, – человека всесовершенно преданного Богу.

Этой самой чертой описывается образ Прекраснейшего сынов человеческих (Пс. 44, 3) и во всех Его состояниях. Он сам описывает ею и дела Свои: как заповедал Мне Отец, так и творю (Ин. 14, 31); и Свои глаголы: что Я говорю, говорю, как сказал Мне Отец (Ин. 12, 50); и Свою волю: не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца (Ин. 5, 30). Этой неограниченной преданностью Богу Отцу Иисус подобен Сам Себе и тогда, когда кровавый пот скрывает большую часть образа Его: Отче! не Моя воля, но Твоя да будет (Лк. 22, 42). Она есть последняя живая черта в лице умирающего на кресте Иисуса: Отче! в руки Твои предаю дух Мой (Лк. 23, 46). И наконец эта же черта воссияет и на славном лице Иисуса воскресшего, ибо и тогда, когда Ему дана всякая власть на небе и на земле (Мф. 28, 18), спросят ли Его о временах и сроках? Он не коснется их, как положенных во власти Отца (Деян. 1, 7); будет ли Он обещать Святого Духа? Он повелит ожидать Его как обещанного от Отца (Деян. 1, 4).

Вот одно из человеческих свойств Иисуса Христа, хотя, впрочем, оно есть и одно из Божественных Его свойств, указываемое ныне нам для подражания: се, Человек! сие да мудрствуется и в нас.