Крестики и нолики

Я нажал нужную кнопку, и управляемое электроникой окно с моей стороны опустилось с еле слышным шорохом. В лицо мне пахнуло ночной прохладой – очень кстати. Холода я не боялся. Более того, чем холоднее, тем лучше. Я бы хотел, чтобы все вокруг заледенело и покрылось инеем в полном соответствии с моим настроением, с неутолимой жаждой мести. Я долгие месяцы ждал этого момента и твердо решил наслаждаться каждой секундой. Не помню, кто сказал, что месть – это блюдо, которое подают холодным, но он хорошо знал, о чем говорил. Наверняка был нулем. Я планировал все крайне терпеливо, но вот наконец настал момент, которого я ждал с того самого дня, когда умер мой брат.

Я смотрел, как Сеффи сворачивает ко входу в многоквартирный дом, знававший лучшие дни, но едва ли худшие. Она поднялась на четыре истертые каменные ступеньки, потом осторожно согнула колени – не спину – и поставила сумки на крыльцо, прислонив к ногам, чтобы не упали. Я оглядел обшарпанный фасад. Этот квартал, весь этот район считался белым. Крестов здесь было совсем мало, и они жили разобщенно – как правило, это были так называемые либералы и богема, а может, просто бедняки, которым не найти жилья в другом месте. Я в очередной раз удивился, почему Сеффи ютится в этих трущобах, а не осталась жить, как избалованная маленькая принцесса, в фамильном особняке в окружении фамильных акров. Причина могла быть только одна. Очевидно, мамаша с папашей выставили ее вон, когда узнали, что она беременна.

За что ей дали пинка под зад – за то, что забеременела, или за то, что забеременела от нуля? Нули с Крестами не путаются, иначе потом хлопот не оберешься. И уж точно не стоит этого допускать, если носишь фамилию Хэдли. Папаша Сеффи сумел выплыть после развода с ее мамашей и даже умудрился стать наиболее вероятным кандидатом на следующих всеобщих выборах как глава своей партии. И он сумел выплыть и пережить неизбежный после развода прыжок в политическую неизвестность только благодаря тому, что разыграл карту «мы или они».

Что он там говорил во время теледебатов?

«Все здравомыслящие жители нашей страны озабочены – и по праву – притоком нелегальных иммигрантов. (Тут на экране показывают шлюпку, набитую несчастными нулями и, похоже, готовую потонуть в любую секунду.) При всем желании, даже самом искреннем, мы не можем принять в нашу страну всех неимущих на свете. У нас нет ни места, ни ресурсов. Статистика преступности взмыла до небес. (На экране показывают нуля, отбивающегося от двух полицейских-Крестов, которые надевают на него наручники.) Очереди на государственное жилье все растут, а нелегальные иммигранты каким-то образом умудряются вклиниться в нее и заселиться первыми. Всему есть предел. Мы, правительство, готовы к решительным действиям с целью остановить наплыв… и та-та-та, и бу-бу-бу…»

В разжигании ненависти между нулями и Крестами эта речь не знала себе равных. Снимаю шляпу перед его спичрайтером. Идеальное сочетание возмущения и эмоциональной риторики. «Наплыв» нулей-нелегалов, озабоченность «здравомыслящих» граждан нашей страны, словом, древняя игра в «кто не с нами, тот против нас». Нет лучше средства разогнать кровь, чем хорошая доза расизма. Папаша Сеффи. Я ненавидел его почти так же, как саму Сеффи. Ненависть… До смешного мягкое слово. Словно мыльная пена по сравнению с тем, что я чувствовал к Сеффи. Слово «ненависть» не описывало этого даже примерно. Ему недоставало ни возвышенности, ни глубины, ни широты, ни величины, чтобы приблизиться к тем чувствам, которые я ощущал к убийце брата.

– Да пошевеливайся ты! – произнес я одними губами, глядя, как Сеффи роется в бездонных карманах пальто в поисках ключей.