Сторонники свободного рынка настаивали на необходимости кризисов как средства очищения системы – как морального, так и экономического, заставляющего всех занятых в экономике быть честными, ответственными, открытыми и бережливыми. Кризисы ассоциировались с разрушением, но с разрушением созидательным, необходимым для ликвидации неэффективных, равно как и большого числа эффективных, фирм и направлений деятельности, дающим возможность расцвести новым начинаниям и предприятиям. На этой основе Йозеф Шумпетер разработал теорию капиталистического прогресса. Опираясь на работы Маркса, он утверждал, что секрет значительного повышения производительности труда при капитализме зависит от того, насколько неограниченной (в той мере, в которой это возможно в рамках закона) будет конкуренция, и что в условиях общей незащищенности – как капиталистов, так и рабочих – индивидам приходится экспериментировать, открывать новые, более успешные способы ведения дел. Сторонники капитализма считали, что чем безудержнее он будет, тем лучше, потому что его стремительное продвижение ведет к колоссальным достижениям. Постоянно экспериментируя и допуская неудачи отдельных фирм и людей, капитализм способен сделать куда больше открытий. Это способствовало разработке наиболее эффективных и продуктивных способов ведения дел и отказу от устаревших методов. Приверженность переменам и постоянной революции требовала периодических кризисов, которые служили катализаторами разрушения старого и расчистки пути для нового [Schumpeter, 1943; Шумпетер, 1995].
Но у этой модели капитализма было узкое место: она допускала риск того, что проигравших может оказаться гораздо больше, чем выигравших, а это поднимало важную проблему ее легитимности. Модель ущемляла интересы тех, кто уже осознал себя собственником, и тех, кто совсем не имел собственности. Поддерживать классический либеральный рыночный порядок вопреки интересам растущего числа людей, чувствовавших себя беззащитными, было непросто. Согласно многим классическим толкованиям термина «кризис», предлагаемым, в частности, марксистской и австрийской школами, экономический и финансовый кризисы выполняют ту же функцию, что и войны между различными странами. Они уничтожают слабых и неэффективных и возвышают сильных и успешных. Они расчищают площадку для дальнейшего роста и устраняют препятствия на его пути. Различие между этими двумя школами состояло в следующем: марксисты полагали, что всякий успешно преодоленный кризис лишь толкает систему к более крупным кризисам в будущем, и в конечном счете это приведет капитализм к кризису, с которым тот не сможет справиться, который станет фатальным, окончательным приговором. А до этого каждый кризис будет нести в себе семена последующего кризиса, создавая условия для нового скачка вверх, до тех пор пока возможности не будут исчерпаны и кризис не превратится в оковы. Австрийцы соглашались с марксистами в том, что кризисы являются неотъемлемой частью капиталистической экономики, средством периодического самообновления капитализма, но не считали, что это приведет к некоему непреодолимому, окончательному кризису. Они не понимали, почему цикл капиталистического производства не может продолжаться бесконечно при условии невмешательства государства в попытке предотвратить кризис.