Крокодил из страны Шарлотты

После некоторых колебаний я описала оба случая майору. Получалось, что какие-то знакомые вдруг разонравились Алиции и она стала их избегать. Будь это просто назойливый ухажер, она бы от меня не таилась.

— А тот «опель», который ездил за вами? — спросил майор, слушавший с большим интересом. — Вам он в Дании случайно на глаза не попадался? Или его водитель?

— Точно не скажу. Я видела его в профиль, и, сдается, он мне знаком по Копенгагену. Не знаю, как он выглядит анфас, но мне запомнился его перебитый нос.

— Где, когда и при каких обстоятельствах?

— Не помню, — быстро ответила я. — Сколько ни ломала голову, ничего не приходит на ум. И вообще я могла обознаться.

На эту тему они уж точно не услышат от меня ни слова. Язык мой — враг мой. Пока я не удостоверюсь, что невероятная история, которая с нами там приключилась, имеет отношение к Алиции и может навести на след убийцы, меня никакие силы на свете не заставят проговориться. Михал тоже будет помалкивать, это как пить дать.

— А как насчет других знакомых? — спросил майор. — Может, там был в ту пору кто-то из Польши?

Поляков там было раз-два и обчелся, все вроде бы люди безобидные, так что я позволила себе со спокойной совестью их назвать. Майор вздохнул.

— Значит, никто, как вы говорите, к пани Хансен во время вашего визита не заходил? А жаль. Это значительно упростило бы дело. Кстати, о ваших наблюдениях при осмотре квартиры — вы нам уже все рассказали?

— Ничего примечательного я там больше не видела.

— Скорее даже меньше, — проворчал Дьявол.

— А пришли вы к ней якобы для того, чтобы вернуть словари, — в раздумье протянул майор. — Куда вы их положили?

— На письменный стол.

— Мы нашли их в другом месте.

— В каком?

Майор смотрел на меня, о чем-то размышляя. У меня уже вертелся на языке вопрос, с чего это они стали так интенсивно мыслить. Как посмотрят на меня, так и застывают в позе мыслителя, словно моя скромная особа олицетворяет для них загадку века. Сколько живу, никого еще столь не вдохновляла на интеллектуальную деятельность...

— В очень странном месте, — поразмыслив, сообщил майор. — Были засунуты под диван.

Поначалу я не задумалась, а просто удивилась — наверно, для контраста с общей атмосферой.

— Не понимаю. Под диван? Да ведь туда ничего не влезет. Ножки короткие.

— В том-то вся соль. Мы их едва вытащили, а запихнуть тем более нелегко. Пани Хансен была, конечно, большая оригиналка, но не настолько же, чтобы подобным образом хранить учебные пособия. Вам это ни о чем не говорит?

Теперь уж я впала в задумчивость, не иначе тут философический микроб завелся. Что-то меня насторожило. Неужто Алиции мало было настенного завещания?

— А нельзя ли на них взглянуть? Майор в нерешительности покосился на Дьявола. Дьявол — на майора.

— Как вы считаете? — спросил майор.

— Ну что ж, двум смертям не бывать, — ответил Дьявол.

— Не понимаю, о чем вы таком говорите. — Я воззрилась на них с неудовольствием.

— Потом объясним, а пока осмотрите их, сделайте милость. Чем черт не шутит, возможно, обнаружится что-то любопытное.

Я взяла в руки два толстенных словаря, один польско-французский, а другой польско-английский и наоборот. Оба старые, еще довоенные, одинакового формата, с одинаковым расположением словарных статей. Открыла и стала перелистывать.

На первой же странице, сверху над «А», карандашом было нацарапано: «англ, равно франц, равно польск.» Я голову дала бы на отсечение, что в день убийства никакой записи здесь не было. Перелистав словарь до конца, ничего больше я в нем не нашла. Зато в английском кое на каких страницах, на полях, обнаружила надписи, тоже карандашом, по виду старые. Только по виду, потому как две недели назад их тоже не было. Пометки явно не мои, словари я отдала Алиции в день убийства, значит, она одна могла их сделать, да и то лишь в последний вечер! Разве что у самого убийцы крыша поехала и он вдруг занялся лексическими изысканиями, но и тогда это, наверно, следствию для чего-нибудь да сгодится. Впрочем, каракули все-таки напоминали руку Алиции. Майор озадачился не меньше моего. Стал листать английский словарь, пытаясь разобрать пометки.

— «Число единственное, род женский, дательный падеж, второе склонение», — пробормотал он. — Впервые слышу, чтобы «магазин» был женского рода. Возможно, вы общались между собой с помощью особого шифра — так сказать, грамматического?

— Вот уж чего не было и быть не могло, — пожала я плечами. — Алиция всегда говорила, что грамматика наводит на нее ужас. Не понимала, как это я запоминаю такие вещи.

— Здесь все записи в том же духе. «Третье лицо, множественное число, презент». Настоящее время, да? А вот — «подлежащее». А здесь... сейчас, минутку, не разберу... «единственное число, женский род, третье склонение». Кажется, эти сокращения везде означают одно и то же? «Ед, ч., ж, р., п, пад.» При слове «неопубликованный».

— Предложный падеж, говорите? Женский род? «В неопубликованной»... «Опубликованной»... Поставить слово в указанной форме нетрудно, но от этого оно понятней не становится.