— Вот только не уверен, что такую «штуковину» можно спрятать в свечах, — саркастически заметил Дьявол. — Если, конечно, убийца именно это искал. Имеется предположение, что каким-то загадочным образом пропал груз с героином. Не у нас, естественно, — у контрабандистов. Крупный жирный кусище — около полутонны, стоимостью свыше пяти миллионов долларов. Как он у них пропал, остается только гадать, «штуковина» же с кубометр, не меньше. А вдруг Алиция что-то о пропаже знала?
У меня прямо челюсть отвисла — полтонны наркотиков! Как тут не обалдеть, особенно когда ты думала, что вещь была спрятана в свечах. А ведь до чего это похоже на Алицию! Такое могло случиться только с ней, запросто потеряла бы и варшавский Дворец культуры!
Так-то оно так, да ведь Алиция про ту вещь знала, где она лежит.
— Ну ладно, свечи нам не по зубам, — самокритично признал майор. — Зато мы, кажется, нашли орудие убийства.
— Неужто?!
— Довольно странный предмет. Что-то вроде короткого стилета, без рукоятки, зато с украшением.
Он вытащил из ящика стола железку — миниатюрную, узкую, очень острую, заканчивающуюся красивым орнаментом, — за этот конец ее худо-бедно можно было держать. Я так и впилась в нее глазами — смутно припомнилось, что где-то нечто подобное я уже видела. У кого, когда?
— Где вы нашли?
— В почтовом ящике пани Хансен. Тщательно протертый, без всяких следов.
Подлая шутка подлого бандита! Вот и все, что я могла бы сказать. Сколько ни пыталась, ничего не припомнила. Скорей всего, просто видела что-то подобное, с похожим орнаментом.
Майору, оказывается, эта находка пока тоже ничего не дала. Продолжая обсуждать со мной обстоятельства убийства, он вдруг забеспокоился:
— А вы уверены, что никто еще не добрался до кофра вашей подруги? Сдается мне, там могут найтись важные улики — имена, адреса. Боюсь, даже раскрыв все детали преступления, без улик мы не доберемся до самих преступников, а тем более не поймаем их с поличным.
Я уже столько ломала над этим голову, что поднакопила кой-какие соображения. Доступ к прачечной может иметь только человек, близкий к хозяевам дома, да и то ему потребуется подходящий повод. Никакому гостю, включая и друзей семьи, не позволят ни с того ни с сего шастать по чердачным закуткам. Даже если он раздобудет входной ключ и сможет проникать в дом в любое время суток, кофр окажется для него твердым орешком. Ни украсть, ни разбить его не удастся, хозяева ведь знают, что в прачечной хранятся вещи Алиции, и присматривают за ними. А уж вынести из дома предмет величиной с небольшой шкаф — дело и того мудреней. Нет, конверт наверняка спокойно себе лежит в заветном месте.
— Отпустите меня в Копенгаген, — взмолилась я. — Наверняка там хранится что-то очень важное, этот супостат в конце концов туда доберется.
— Я всецело с вами согласен, но считаю, лучше уладить дело по официальным каналам. Я пришла в ужас.
— Что вы имеете в виду?!
— У нас есть контакты с датской полицией. Меня от его слов чуть на стуле не подбросило. Я инстинктивно вскинула руки, пытаясь схватиться за голову, но помешала висевшая на плече сумка. Сначала она заехала мне в ухо, потом смела со стола пепельницу, а заодно и чашку с остатками кофе.
— Ни за что! — заверещала я дурным голосом. — Пан майор, только через мой труп!!!
— Это почему же? — удивился майор, слегка озадаченный моими гимнастическими упражнениями.
Слаб человек, но в драматические моменты жизни откуда что и берется. Вот и я испытала в эту минуту интеллектуальный взлет — в крайнем возбуждении вышагивая по кабинету, произнесла неотразимую по своей убедительности речь. Ни в коем случае, ни за что на свете нельзя компрометировать Алицию перед нашими благодетелями! Не хватало еще, чтобы датская полиция явилась к ним обыскивать чердак, чтобы Алиция в их глазах предстала какой-то международной аферисткой! Что ж получается — пригрели змею на груди? А как это скажется на репутации нашего благодетеля? Ведь он не какая-нибудь там пешка, а высокопоставленное лицо, служит в аппарате самого короля! Да если на то пошло, мы скомпрометируем не только Алицию, а вообще всех поляков! На нас и так на Западе косятся, а тут выходит, впустить к себе в дом человека из коммунистической страны — все равно что приютить уголовника. Что ни поляк — то бандит! Да ни в коем разе! Честь нации!..
Нация нацией, но больше всего меня страшило, что Алиция проклянет меня с того света, если я позволю копаться в ее интимных делах совершенно чужим людям, вдобавок они, чего доброго, обнаружат, что и у меня рыльце в пушку. Пока мне удавалось благополучно обходить этот вопрос, а теперь вот пришлось ухватиться за национальную честь как за спасательный круг.
— Она отчасти права, — неохотно признал Дьявол.
— Резонно, — согласился и майор. — Ну что ж, подумаем.