Но чудо на то и чудо, чтобы не повторяться. Возлюбленные мои лошадки вели себя до невозможности капризно, а уж с их номерами так вообще была настоящая чехарда. Форменное издевательство — если мы ставили на четверку, первым приходил четырнадцатый номер, если на одиннадцать — финишировала единица, и так далее в том же роде. Мы ставили на самые неожиданные пары, но они приходили хоть на полголовы, да в обратном порядке. В нас словно бес вселился, порок торжествовал сатанинскую победу, моими же собственными руками выставив на комод доказательство неограниченных своих возможностей — сверкающие черным лаком туфли из крокодила. Неотразимым соблазном ослепляли они нас, все вверх дном перевернув в наших высокоморальных душах.
— Если ты думаешь, что я на этом успокоюсь, то глубоко ошибаешься, — зловеще предупредила я Михала.
— И что же у тебя на очереди? Бриллиантовое колье?
— Чихала я на колье. Теперь я присмотрела себе зеленый «вольво-144» и несессер из крокодила. А к нему, натурально, набор сумочек, я люблю, чтобы в комплекте.
— И правильно, куда это годится, садишься в «вольво» — и без крокодила! Все должно быть в полном ажуре. И во сколько комплект обойдется?
— Недорого. За все про все двадцать кусков. Сумочки стоят от восьмисот до трех тысяч крон, но я за дорогими не гонюсь. Вполне сойдут за полторы.
— Озверела баба, — резюмировал Михал и, подумав, добавил:
— Стрелять таких надо. — Потом еще подумал и еще добавил:
— А я бы кой-куда съездил. Меня интересует Бразилия. И Гималаи.
— Размахнулся! Может, удовлетворишься Альпами?
— В Альпы заверну по дороге. Но под мостами ночевать не собираюсь и в скверах на лавках тоже. Люблю умываться теплой водой.
— Озверел мужик. Видать, не только я гожусь для отстрела. Тут парным одинаром не обойдемся, придется сорвать вифайф.
— За чем же дело стало?
Увы — вифайф все-таки превышал наши возможности. Уж проще было сорвать в Служевце польский тройной. Ну мыслимо ли — отгадать пятерых первых лошадей в пяти очередных заездах, со второго по шестой!
В довершение всего мы не могли как следует сосредоточиться, на носу был отъезд Алиции. Недели за две началось светопреставление, означавшее, что Алиция собирает вещи. В один из таких апокалиптических дней она мне сказала:
— Слушай, кофр я оставляю.
— Ага, — тупо промычала я в ответ — как тут не отупеть, когда живешь в таком невообразимом бардаке, урывая на сон по три часа в сутки! Зато Алиция выглядела как огурчик, по ней никто бы не сказал, что ложимся мы где-то под утро, а потом мчимся сломя голову на работу, стараясь если уж опаздывать, то в меру приличий. Я переносила все эти тяготы намного хуже. Наверно, чтобы окончательно меня уморить, она запретила мне возвращаться домой пораньше — отвлекаю ее, видите ли, от процесса. Пришлось обойти с визитом всех, каких только удалось, знакомых, просмотреть все французские фильмы, а под конец, исчерпав французский репертуар, переключиться на английскую кинематографию, которая маловразумительными датскими субтитрами доконала меня окончательно...
— Пускай себе там стоит. С благодетелями я договорилась.
— Не беспокойся, передвигать эту дурынду я не собираюсь. А что в ней?
— Не знаю, не могу открыть.
— Вот те раз! — От удивления у меня даже в голове слегка прояснилось. — Не знаешь, что в твоем же кофре? А вдруг что-то нужное?
— Все нужное при мне, а открыть не могу, ключ посеяла. Там какие-то старые бумаги, пусть лежат.
— Как знаешь, — равнодушно пожала я плечами.
— В той большой коробке и в той, что рядом с нею, всякое барахло. Старое и не очень. Его я тоже оставляю, все равно вернусь. Если не вернусь, перешлешь мне потом. А часть отправишь Лауре.
Я покладисто согласилась, записав на всякий случай лишь отдельные поручения и имена добрых людей, отдавших нам кое-какие веши во временное пользование, с возвратом. Заодно записала, что и кому выслать, поскольку в таком состоянии у меня в одно ухо влетало, а в другое вылетало.
Лишь единственный раз ей удалось высечь искру в моем сумеречном сознании. Переходя от занавесей Гуннара к чайнику благодетелей, она неожиданно сделала паузу и внимательно посмотрела на меня.
— Послушай, — голос у нее звучал нерешительно. — Может, ты все-таки завяжешь с этим Шарлоттенлундом?
— Еще чего, — вежливо и в полном рассудке отрезала я. — Меня там крокодил ждет. Нельзя обижать зверушку.
— Лечиться тебе надо, — поставила короткий диагноз Алиция и больше к этой теме не возвращалась.
Все в этом преходящем мире имеет свой конец, и сборы тоже, и вот однажды, туманным рассветом, Алиция от нас уехала.