Читаем Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ) полностью

И тут он вспомнил! Всё.

Генри, его рот, полный ядовитых змей; белоснежный сокол, яростно клюющий обидчика; в глазах миссис Дреддсон — злость, и страх, и бессилие; боль в сердце, пустота внутри, вакуум и холод, растущий в груди; в футе — блестящие фары автобуса, вместо ожидаемого визга тормозов — мёртвая тишина; дыра, открывающаяся прямо в душе, через которую частички тела улетают в космос — и ничего не остаётся, только ветер гонит невесомые песчинки, крошки того, что некогда было Скорпиусом Малфоем.

Кто-то крутанул меня, резко и мощно, как юлу, — и тело связывается воедино, собирается в прежних контурах. Полёт. Вместо звёзд — иглы света, и сильные руки друга, не дающие соскользнуть в темноту.

— Вам нельзя здесь находиться! Прочь! — резкий женский крик полон паники. — Срочно вызовите авроров, Соломон! Бейте на поражение! Вы что, не видите — вампир!

— Тихо, тихо, дамочка! — Гуль осторожно кладет меня прямо на пол приемного покоя.— Ухожу! Не надо в меня палочками тыкать, господа хорошие. Вот, разбирайтесь, я на крылечке покурю пока…

— Везем в смотровой, нет — сразу в операционную, — командует другой голос, властный, мужской. — Молодой человек…

— Мартинсен я, масса, — басит Гуль.

— Задержитесь тут. Расскажете, что случилось. Я Главный лекарь, надо заполнить бумаги.

«Значит, Ким… старина! — Сай с улыбкой упал обратно на подушки. — Вот за что мне, дураку, такой невероятно превосходный друг достался? Спасибо, Мерлин, если ты есть!» — его пробило на хи-хи. Но тут новый кусок вчерашней реальности всплыл в памяти…

— Я… можно мне переговорить с сыном? — Голос… отца?! Откуда он здесь?! Чудится? Все призраки прошлого пришли меня мучить?

— Мистер Сванхиль — ваш сын? — удивлённо. — Тогда… конечно, разрешаю. Однако не более пяти минут, мистер Малфой. Пациент в сознании, но на него наложены сонные чары и уже начинают действовать.

— Я быстро, — отвечает Малфой-старший умоляюще. Дверь отрезает другие звуки. — Скорпи, Скорпи, ты меня слышишь? — Матрас чуть прогибается — кто-то садится ко мне на кровать.

— Да, — вроде бы это я отвечаю?

— Всё в порядке, с тобой всё будет хорошо, не волнуйся.

— Я не…

— Не разговаривай. Сейчас вернусь. Ты меня видишь?

Пытаюсь разлепить веки… Отец одет в просторную светлую робу, вместо левой руки какой-то кокон с железками и трубочками. Потом он исчезает. И снова слышу:

— Протяни руку. Вот твоя волшебная палочка, смотри.

Он вкладывает мне в расслабленную ладонь мою… Мою палочку! По спине бежит теплая волна магии. Моя палочка! Родная! Своя!.. И я засыпаю, даже не спросив, откуда он тут взялся и как у него оказалась моя палочка… Надо бы ей тоже имя придумать, как Ким даёт прозвища своим гитарам, скрипке тоже, да… «Битва лебедя»?.. А почему у отца такие волосы короткие?.. Но комната уже тает, образы смазываются, звуки воронкой скручиваются и уходят в неясный гул… Мрак.

- Сай! — Шёпот. В палату на цыпочках вошёл Гарри. — Не спишь, Мотылек?

— Будешь убивать? — Лежащий навзничь Сольвай даже не пошевелился, окинув того встревоженным взглядом.

— Не за что. — Поттер подошёл к окну и задернул белую штору, убрав с Саева лица яркие мазки розового рассвета. — Но покаяться придется. Во что опять вляпался? Я слушаю.

— Гарри, — больной потер лоб тыльной стороной руки, оказывается, всё еще сжимающей волшебную палочку, — с чего начать-то? Во-о-от… — протянул он неуверенно.

— Как же ты меня напугал! — вдруг почти простонал Поттер, плюхаясь в изножье больничной койки. Сгорбившись и закрывая лицо руками, буркнул: — Баран!

— Гарри. — Обозванный слабо улыбнулся, чуть расслабившись, подтянулся и сел. — Порядочные люди здороваются. — Ему хотелось вцепиться Поттеру в волосы, в плечи, прижаться к нему со всей дури, поцеловать. Нет, укусить, смять губы безумным поцелуем! Казалось, что они не виделись сто лет!

— Так то порядочные. — Поттер распрямился и посмотрел куда-то вбок. — Ну здравствуй! — И как припечатал: — Говори давай.

— Ладно. — Сай решился. Он и не сомневался, что должен всё рассказать. Просто немного боялся… — Вкратце: с прошлой недели, нет, раньше, в Германии я стал получать… — максимально глубокий вдох: чтобы выдать всё за один раз, — письма от человека, в которого был влюблён еще в Дании, когда мне было четырнадцать, и который предал меня, просто продал за деньги. Погоди, сейчас! Сейчас! — Сольвай выставил вперед руку, как бы предупреждая возражения или вопросы. — Я с ним не спал, клянусь! Расскажу тебе потом, подробнее. Короче, я — идиот, повелся на жалобы, хотел выслушать его оправдания, может, даже помочь… Пожалел… Он писал, что его заставили угрозами, что всё еще любит меня и… Гарри, я не люблю его ни капли, этого Генри! Три года назад, наверное, любил. Думал, что люблю. А оказалось… Он теперь для меня никто! Веришь? Но мне нужно было его увидеть. Я же не знал… — Сай запутался в словах, забегал взглядом. — Вот спроси меня, спроси! — Он побледнел, на лбу появился роса испарины. — Спроси!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
После банкета
После банкета

Немолодая, роскошная, независимая и непосредственная Кадзу, хозяйка ресторана, куда ходят политики-консерваторы, влюбляется в стареющего бывшего дипломата Ногути, утонченного сторонника реформ, и становится его женой. Что может пойти не так? Если бывший дипломат возвращается в политику, вняв призывам не самой популярной партии, – примерно все. Неразборчивость в средствах против моральной чистоты, верность мужу против верности принципам – когда политическое оборачивается личным, семья превращается в поле битвы, жертвой рискует стать любовь, а угроза потери независимости может оказаться страшнее грядущего одиночества.Юкио Мисима (1925–1970) – звезда литературы XX века, самый читаемый в мире японский автор, обладатель блистательного таланта, прославившийся как своими работами широчайшего диапазона и разнообразия жанров (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и ошеломительной биографией (одержимость бодибилдингом, крайне правые политические взгляды, харакири после неудачной попытки монархического переворота). В «После банкета» (1960) Мисима хотел показать, как развивается, преображается, искажается и подрывается любовь под действием политики, и в японских политических и светских кругах публикация вызвала большой скандал. Бывший министр иностранных дел Хатиро Арита, узнавший в Ногути себя, подал на Мисиму в суд за нарушение права на частную жизнь, и этот процесс – первое в Японии дело о писательской свободе слова – Мисима проиграл, что, по мнению некоторых критиков, убило на корню злободневную японскую сатиру как жанр.Впервые на русском!

Юкио Мисима

Проза / Прочее / Зарубежная классика