Читаем Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ) полностью

Гарри потребовалось несколько мгновений, чтобы унять биение крови в голове; он просто ощущал, что еще чуть-чуть — и она фонтанами хлынет из ушей. Захотелось дать Скорпиусу затрещину — и тут же обдало жаром стыда: «Бедный мой! Всё время один. Всё сам. Против всего мира. А я, ревнивый урод, даже не научил его нормально вызывать Патронус! Мало ли, кто кого любил три года назад. Я чуть ли не вчера с Оливером кувыркался без всякой любви — чем лучше? Найду этого Генри, который его так довёл, — сделаю, чтобы тот и имя «Скорпи» не вспомнил!»

Немного полегчало. «Главное — жив. Главное — со мной. Главное — он вообще есть на свете…»

— Что спросить? — выдавил Поттер сипловато и посмотрел прямо в голубые глаза своего любимого.

— О Генри. Спроси меня о Генри! — Скорпиус произносил это имя с каким-то безжалостным нажимом: то ли себя казнил за глупость, то ли пытался раздавить мерзкого ядовитого жука.

— Что о Генри, Сайка?

— Ни-че-го! — ответил тот спокойно и повторил: — Ничего. — Прислушался к себе, даже приложил ладонь к области сердца. — Пустое. Вот эти стены, занавески, город за окном, распоследний уличный кот значат для меня больше. А Генри — это ни-че-го. Так здорово! — Он улыбнулся чуть виновато. На щеках появились ямочки.

«Ну и как ругать? Воспитывать? Обижаться? Вот на это чудо в перьях?» — подумал Поттер с теплотой, заворочавшейся в груди и внизу живота.

— Ну и хуй с ним. — Его раздирало пополам, хотелось крикнуть: «Я знаю про твоего Генри! Знаю, какую боль испытало твоё сердечко. Прочитал в твоём дневнике. Не казни себя. Ты не виноват. Виноват Драко… А точнее — Люциус, будь он проклят! Вот же, дрянная какая история!»

Гарри осёкся. Ему ли судить, особенно после всего, что теперь известно? Ему ли забивать камнями тех, кто с трудом выжил в этом аду под названием «обычная жизнь»? Пришедшее волной облегчение натолкнулось на мерзко-холодное сознание собственной неправдивости, неправедности, нечестности рядом с этим мальчиком, искренним, ранимым, таким сильным, с самым лучшим человеком на свете… Когда-нибудь, когда-нибудь, позднее, он отважится и расскажет Скорпиусу всё, чтобы не было ни капли, ни словечка лжи! Когда-нибудь… Уж себе-то Поттер привык не лгать: никогда, даже под пыткой или на смертном одре ни одна паскудная тайна не сорвется с его языка… И это, блядь, правильно!

— Собирайся, Сай! Доджсон тебя там сейчас осмотрит. И, кстати, о перьях…

— О чём?

— Твой Патронус запишут в учебники. Здорово. А я думал, что он у тебя — лебедь. Битва Лебедя, не?

— Я сам так думал. Битвой Лебедя свою палочку назвал, красиво? Но у сокола крылья порезвее и клюв поострее. Мой сокол нас обоих защитит. Он такой отважный! — Глаза Сольвая возбуждённо заблестели. «Вояка! — Гарри захотелось погладить его по голове и в шутку щёлкнуть по носу. — Ну надо же, всё бы ему меня защищать!»

Видимо, смена эмоций слишком красноречиво отразилась на его лице — Сай посерьезнел и слегка исподлобья посмотрел на засобиравшегося Поттера:

— У нас как? Ты на меня не…

Но договорить он не успел, тот дёрнул его на себя и прошептал в светлую макушку:

— У нас всё отлично, Скорпи. Навсегда. И этого нихрена не испортит.

Он, казалось, целую вечность смотрел любимому в глаза, медленно приближаясь вплотную. На самом деле прошло всего несколько секунд — и их губы соединились. Словно и создавались творцом или природой не для разговоров, улыбок, поглощения пищи и воды, а для поцелуев друг с другом. Мягко и нежно, но с напором, бросившим в жар. Такого поцелуя каждый из них ждал и принял с воодушевлением, доступным лишь истинно любящим. Растворяться друг в друге нет надобности — они и так одно целое. Вкус губ знаком до мельчайших нюансов, каждый оттенок желанен, целоваться — как дышать свежим воздухом и набираться сил…

Сай с трудом держался в вертикальном положении — голова кружилась. Но это был настоящий кайф! О сексе и не вспомнили…

Гарри отпустил его, и прижался щекой к щеке. Понял, что царапает нежную Саеву кожу своей отросшей щетиной. Вдохнул запах лекарств и подумал, что вот в этот миг счастлив безоговорочно...

— Хочешь, я после осмотра подброшу тебя до Гамбурга? Правда, теперь ты, скорее всего, сможешь сам трансгрессию отмочить. Но позволь мне, ладно? Я полдня свободен. Так как?

— Угу…

Сай подался навстречу, прильнул гибким крепким побегом, зажмурился и впился жадным поцелуем в Гаррину нижнюю губу.

В дверь деликатно постучали. Доджсон был опытным целителем и неплохо разбирался в людях, ну уж влюблённых-то за свою мунговскую практику повидал предостаточно, чтобы сообразить, каким именно родственником Главному аврору приходится этот странный юный маг Малфой, известный «в миру» как Воюющий лебедь…

====== Глава 49. Стратегия полётов ======

Всё время, пока пациентом Сванхилем занимались колдомедики, Гарри непроизвольно поджимал губы — будто пытаясь продлить, навсегда закрепить на них ощущение вкуса Саева поцелуя.

Он уже взял своего мальчика за руку и приготовился аппарировать в Гамбург, как тот вдруг выдернул ладонь и шало взглянул в глаза из-под чёлки:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
После банкета
После банкета

Немолодая, роскошная, независимая и непосредственная Кадзу, хозяйка ресторана, куда ходят политики-консерваторы, влюбляется в стареющего бывшего дипломата Ногути, утонченного сторонника реформ, и становится его женой. Что может пойти не так? Если бывший дипломат возвращается в политику, вняв призывам не самой популярной партии, – примерно все. Неразборчивость в средствах против моральной чистоты, верность мужу против верности принципам – когда политическое оборачивается личным, семья превращается в поле битвы, жертвой рискует стать любовь, а угроза потери независимости может оказаться страшнее грядущего одиночества.Юкио Мисима (1925–1970) – звезда литературы XX века, самый читаемый в мире японский автор, обладатель блистательного таланта, прославившийся как своими работами широчайшего диапазона и разнообразия жанров (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и ошеломительной биографией (одержимость бодибилдингом, крайне правые политические взгляды, харакири после неудачной попытки монархического переворота). В «После банкета» (1960) Мисима хотел показать, как развивается, преображается, искажается и подрывается любовь под действием политики, и в японских политических и светских кругах публикация вызвала большой скандал. Бывший министр иностранных дел Хатиро Арита, узнавший в Ногути себя, подал на Мисиму в суд за нарушение права на частную жизнь, и этот процесс – первое в Японии дело о писательской свободе слова – Мисима проиграл, что, по мнению некоторых критиков, убило на корню злободневную японскую сатиру как жанр.Впервые на русском!

Юкио Мисима

Проза / Прочее / Зарубежная классика