Читаем Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ) полностью

Каких-то лет десять назад Гарри Поттер грудью бросился бы на амбразуру, да ещё и сам, не задумываясь, нырнул бы в чёрную скважину, висевшую ровно перед его глазами. Но сорокалетний Главный аврор… стал немного мудрее…

Только он приготовился произнести слова защитного заклинания и быстрее бежать к Джеймсу — вдруг чёрная точка с синими вспышками загудела, зажужжала, и из неё послышался резкий Кричеров голос, скрежещущий, словно эльф ругался, выплёвывая брань короткими очередями. Ни слова не понявший Поттер едва успел отступить за мебель и выставить магический щит — по ушам хлёстко лупануло, и из дырки в воздухе, точно пробка из бутылки с шампанским, вылетел шар. Отрикошетил от стены, подпрыгнул мячом на полу и завяз в драпировке гардины. Да это же домовик! Сгруппировавшийся в округлую фигуру, плотно обернувшийся ушами, тот некоторое время оставался без движения, потом медленно развернулся, принял нормальную позу и почесал себе нос. Гарри заметил, что самый кончик длинного крючковатого шнобеля обожжён и испачкан сажей. Всклокоченные волосёнки дымились.

Кричер чихнул. Запах-маркер рассеялся. Гарри обвёл помещение волшебной палочкой — никакой опасности.

— Что случилось? — спросил он эльфа. — Накопал там что-нибудь? Так быстро? Кто это тебя приложил?

«Броненосец» (1) недовольно сдвинул брови и, встряхнувшись, как ни в чём не бывало гордо задрал изуродованный нос, на котором выступили волдыри:

— То разведка была. Это ты, хозяин, кругом очертя голову прешь, а нам проба надобна. Положено так — по-умному.

— И кто это тут умный? Кому нос прищемили?

— Слова хозяина Кричеру обидны. Кричер обещался — значит, добудет, что велено. Попозже! — рубанул домовик. Ну нахал! — А умные — некоторые бездомные лорды. Тебе, хозяин, надо бумаги в порядок привесть. Детям всё отписать. А потом хоть до двухсот лет живи.

Гарри даже не стал спорить — так удивился. Он проводил задумчивым взглядом низенькую фигурку эльфа, с идеально ровной спиной прошествовавшего к двери. На повороте тот немного оступился и стал прихрамывать, постанывая.

«Пытать его, что ли? — возмущённо вздохнул Гарри. — Всё равно не признается, старый упрямец! С чего это он про завещание? Что-то не так…»


*

Кричер доковылял до кухни, плотно закрыл за собой дверь, повесил на неё Тишину, набрал в таз холодной воды, накидал ещё и колотого льда. Потом глотнул воздуха и резко окунул голову в воду. Застыл, не шевелясь. Некоторое время на поверхности успокоившейся водной глади мирно танцевали крошечные пузырьки.

— А! А-а-а! Хыр! — Разогнулся домовик, как пружинка. — Хыр! А! Быр! — И, разбрасывая вокруг брызги, оставляя на полу лужицы, принялся скакать по кухне: — Больно! Уй, больно-то как! Ай, больно! Больно-больно! Гады! Гадские гады! Больно-о-о!

Его нос пылал алым цветом и вспух почти вдвое.

Через некоторое время, больше устав, чем успокоившись, старикан щедро обмазал свой повреждённый орган остро пахнущей мазью и начал, поскуливая, заматывать его бинтом, пытаясь подсунуть под повязку листики подорожника и другие лечебные травки:

— Надо же! Так попасться! Стыдно-то как! Старею, — сокрушался многоопытный эльфийский староста. — Самонадеянный Оверодиев сын. Не зря мне прабабка говаривала: «Запомни, внук, волшебники — слабы и неумелы, глупы, они в магии — как неразумные капризные дети. Но эти дети превратили нас в рабов. А мы им это разрешили, чтоб кровососам не сдаться. Не стоит недооценивать магов и переоценивать нас».

Непослушные листики всё время вылезали из-под бинта, Кричер старался не хлюпать носом.

Вдруг из угла пискнуло:

— Деда, давай помогу? Кто это тебя так, бедненького? — На него смотрели огромные глаза Пенки и хлопали влажными ресницами.

— Не реви, — на всякий случай приказал Кричер. — Ты зачем прячешься, подглядываешь, гнилушка, ветошь прокисшая?

— Я… я… — Пенки решительно поджала губы и даже топнула. — Не прячусь, а разбираю старые банки под этим шкафом. Сами велели. Стыдно вам, деда, меня гнилушкой называть! Я — эльф господина Сванхиля! И требую уважения! — Под конец гневной речи эльфиня задрожала от страха.

Кричер нахмурился и погрозил ей пальцем, пряча одобрительную улыбку:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
После банкета
После банкета

Немолодая, роскошная, независимая и непосредственная Кадзу, хозяйка ресторана, куда ходят политики-консерваторы, влюбляется в стареющего бывшего дипломата Ногути, утонченного сторонника реформ, и становится его женой. Что может пойти не так? Если бывший дипломат возвращается в политику, вняв призывам не самой популярной партии, – примерно все. Неразборчивость в средствах против моральной чистоты, верность мужу против верности принципам – когда политическое оборачивается личным, семья превращается в поле битвы, жертвой рискует стать любовь, а угроза потери независимости может оказаться страшнее грядущего одиночества.Юкио Мисима (1925–1970) – звезда литературы XX века, самый читаемый в мире японский автор, обладатель блистательного таланта, прославившийся как своими работами широчайшего диапазона и разнообразия жанров (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и ошеломительной биографией (одержимость бодибилдингом, крайне правые политические взгляды, харакири после неудачной попытки монархического переворота). В «После банкета» (1960) Мисима хотел показать, как развивается, преображается, искажается и подрывается любовь под действием политики, и в японских политических и светских кругах публикация вызвала большой скандал. Бывший министр иностранных дел Хатиро Арита, узнавший в Ногути себя, подал на Мисиму в суд за нарушение права на частную жизнь, и этот процесс – первое в Японии дело о писательской свободе слова – Мисима проиграл, что, по мнению некоторых критиков, убило на корню злободневную японскую сатиру как жанр.Впервые на русском!

Юкио Мисима

Проза / Прочее / Зарубежная классика