Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ)

— Ишь ты! Поганка! А ведь права — молодец, что своего хозяина почитаешь, хвалю. Иди сюда, не бойся. Помоги, коли напросилась, подвяжи мне нос. Только вопросов лишних не задавай! И никому про то, что тут увидела, — ни слова! А то отлучу от дома, и учёбы тебе никакой не будет! Это я… в общем, промашку Кричер сделал, — зачем-то стал он оправдываться, — в Министерстве такие капканы стоят — уж больно мощные да хитрые, и своих — никого, эльфа ни одного не держуть по штату. Не пробиться с наскоку, чай не дураки ставили, — перешёл Крич как бы на рассуждения с самим собой, мужественно позволяя Пенки бинтовать себе нос. — А пробиться туды надо. Теперь это для меня дело чести. И лорду нашему помогать, эх, придётся, а то пропадёт, бедолага, раз у него такие враги хитрющие и предусмотрительные, что от эльфей забор в кабинете Министра поставили… Спасибо тебе, пигалица. Иди, домывай там, чего хлопотала. Да передай братцам, чтобы сами с пирогами управлялись и протопили камины — осень заходит, белье постельное влагу впитывает. До ужина меня не тревожьте, пакостники. Посижу я, покумекаю.

Кричер, сгорбившись и придерживая свой перевязанный огромный нос, поплёлся в тёмный чулан. Кумекать.

*

Непонятные слова Кричера про завещание не давали покоя. Свербели, будто щекотка в носу — не отвязаться. Гарри вспомнил, как на военном совете чуть не ляпнул про себя при сыне «гей» — и решил, что в нагнетающейся обстановке должен совершить грёбаный каминг-аут. Пришло время. Дозрел, голубчик. Оттягивал до последнего, непонятно зачем. Да, говорить с близкими людьми на такие темы — трудно. С детьми — и подавно! Кажется, что, не признаваясь, хранишь их от стрессов. Но допустить, что Кинг устроит провокацию, скандал, вывернет всё наизнанку, причинит дорогим для Гарри людям душевную боль, нельзя. Да и общественное мнение как Дамоклов меч нависло — надо на опережение играть. А так можно и по-своему вывернуть. Он должен сам всё рассказать, сам и заранее. Принять удар на себя. В первую очередь — конечно, Джеймсу и Лили. Как же это непросто! Можно попросить Джинни поговорить с Уизли — она по-своему мудра и найдёт нужные слова. Все эти люди, и даже Долгопупсы с Вудом, — его большая семья. Если та же Молли прочитает про Гарри-пидора в мерзкой газетёнке и поднимет крик на весь дом, а Артуру станет плохо с сердцем, или в Хоге распространят «жареные» новости, Оливера втянут в нехорошую историю — кто будет виноват? Вуд ведь жениться на девчонке собирается, у той мать в Министерстве служит, правда, во французском (или бабка? Забыл…) Так нахера Оли такие пироги? Своих надо беречь, а на войне — и подавно. Свои — они не на вес золота, подороже будут…

Он думал об этом и на работе, и во время бессонной ночи… Чтобы поставить точку и закрыть себе пути к отступлению, набрал Саев номер телефона. Из динамика раздался знакомый голос — сердце сладко ухнуло.

— Иду сдаваться! — решительно сообщил Гарри. Все другие слова сейчас были лишние.

В трубке зашуршало, засопело, Гарри хотел сказать «Целую тебя!» и нажать на «отбой» (а что, самое главное произнёс — как поклялся, теперь дело за малым: просто пойти и всем признаться!), но динамик вдруг ожил. Скорпи начал очень встревоженно, с сильным смятением:

— Куда сдаваться? В Азкабан? Не смей! — Постепенно, по нарастающей, перешёл на крик: — Ты что?! Так всё хреново? Гарри, тебя пытали?! Детей похитили?! Я с парнями сейчас прилечу!!! Мы всех порвём!!! — Его голос звенел, будто полотно пилы. — Не сдавайся, держись!!!

Гарри, слегка опешив, проглотил горячий ком и улыбнулся. Как же он сейчас хотел (до слёз, выступивших в уголках повлажневших глаз!) обнять своего мальчика, своего Воюющего Лебедя, Сокола, отчаянного бесстрашного Малфоя! Кто бы мог подумать, что у Люциуса родится такое гриффиндорское чудо…

— Нет, не лети, — только и смог он выдавить хрипло — голос подвёл. — У меня всё хорошо. Главное — что ты со мной. Мой! Потом объясню. — Поттер понял, что больше говорить просто не в состоянии — душили слёзы. Чтобы сохранить самоуважение, он тряхнул головой, как лев — гривой, и быстро закончил: — Люблю тебя! Положи телефон и… Лови!

На другом конце «линии», на расстоянии почти в пятьсот миль, дрожащий от деятельного возбуждения Сванхиль, уже бежавший по коридору собирать в полёт свою Мотыльковую эскадрилью, встал как вкопанный, растерянно опустив руку с дифоном: «Куда положить?»

Перед ним задрожал воздух — и на уровне живота возникла (хорошо, что успел подхватить свободной рукой!) большая стеклянная банка с широким горлом, по-домашнему перевязанным клетчатой салфеткой, полная прозрачным тягучим золотом — вересковым мёдом. Заветным Саевым символом рая.

— Ух ты! — Он сперва осторожно, а потом с наслаждением втянул носом дивный запах. — Спасибо, угодил… Как ты это сделал? Дар любви, да?

— В точку, — голос Поттера стал ещё глуше. — Там, на дне… кое-что, не подавись, то есть не проглоти.