Читаем Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ) полностью

— Эх, да вы ж тока ломать умеете! — Кричер не скрывал недовольства. — Какая-такая нужда двери менять? И эти хороши, сто двенадцать лет стоят, и ещё столько же простоят. К нам же не ломятся.

— Это сейчас не ломятся. — Киллэ был непривычно серьезен. — Давай так: ты отлучайся, куда тебе надо, а мы пока тут своей магией все позапираем, подморозим то есть, сетку из серого льда в стены вольем. Ни один маг не сдвинет. Это ж можно?

— Его светлость кормить некому, он мою стряпню любил…

— Да мы его с пеленок выхаживали — не помер же!.. Любил? — Тролль хохотнул и осекся. — А ты, что, дед, амалькинэ? (2)

— Клятва не сухой крендель — не отряхнешь и обратно в рот не сунешь… — значительно произнес дряхлый потомок Высоких эльфов и поднял вверх заскорузлый палец. — Так-то вот, тролль!

— Ты, погляжу, как на смерть собираешься? — Киллэ прищурился. — Может, помочь?

— Глазастый! — Кричер поджал губы. — Сам справлюсь. А не справлюсь — никто не справится. — Он тяжко вздохнул. — И тогда нашим хозяевам придётся несладко. Силища с той стороны уж больно мощная, раздавит.

— Не каркай. — Тролль хотел сплюнуть на пол, но передумал. — Погоди, раз ты помирать собрался, можно вопросик напоследок, того, этого, личный?

Даже в темноте было видно, что тролльи шершавые щёки зарделись, аки аленькие цветочки.

— Какой, какой? — Кричер от удивления даже развернулся к нему всем телом и задрал нос.

— При тебе девушка состоит. Она тебе кто? Внучка, дочка, жена, али так, поиграться?

Кричер не сразу сообразил, о ком норвежский кривоногий донжуан спрашивает, а сообразив, усмехнулся:

— Пришлая она, мне не родня, но достойному хозяину служит, поэтому обижать не смей! Оторву… Всё оторву! — Тщедушный старикан смерил суровым взглядом крепкого мускулистого тролля. Тот с уважением кивнул:

— Понял, дед, всё путём. Честная, значится, девушка. Не серчай, я ж с понятиями. И не для себя. Брат у меня шибко скромный.

…………………………………………..

(1) Я сам проверю (норвежск.)

(2) (эльфийск.) Жертва собой в уплату долга магу.


*

А вечером, пока Поттер заведомо отсутствовал, особняк на Гриммо,12 зажил другой, тайной и суетной жизнью: как говорится, кот из дому — мыши в пляс! Его светлость «Волосатик» притащил с собой всех друзей, кучу выпивки и даже музыкальные инструменты — решил своему Джей Эсу сюрприз устроить. Гости были с восторгом встречены двувидовой обслугой, не считая Пенки, которая, даже еще не зная, кто прибыл, а только заслышав зычный смех Ульмера, исчезла в одну секунду: а то как хозяину доложат, что охрана Сталкера бегает не пойми где. Но мелкие эльфеныши сами справились, живо расстарались — накрыли стол в гостиной, расчехлили кресла, притащили из буфетной серебряные канделябры, распотрошив Кричерову заначку старинных, еще блэковских, стеариновых свечей, и торжественно устроили Мотылям экскурсию по особняку. А восьмерка троллей хвалилась перед бывшим воспитанником своими строительными работами, утянув того в лабиринт созданных ими тоннелей. Мисс Матильду насельники встретили как родную, тем более что с ней, к несказанному восторгу Грэбби и Чикки, вернулся в пенаты и пенат — сэр Коржик. Девушка тут же упорхнула в комнату Альбуса, где оставила отсутствующему жениху собственноручно сделанное что-то: какие-то, интересные только влюбленным, милые глупости и сувениры.

Из всех «оккупантов» только Сольвай Сванхиль был не особо весел, до последней минуты сомневаясь, стоит ли приходить на Гриммо. Хотя дом Гарри посмотреть очень хотелось; но было в этом что-то неправильное, будто он подсматривал, нет, не так — воровал семейную жизнь Поттеров, вторгался в прошлое… Сай досадовал и злился.

— Вот это хоромы! Чисто дворец из сказки — Андерсен отдыхает! — К нему подошёл Бамсе.

Медвежонку, выросшему в стандартном социальном блоке, в квартале, освободившемся после исхода турок-месхетинцев из Рю на родину, величественный вестибюль с трехсоткилограммовой бронзовой люстрой на сто свечей и резными дубовыми «рукавами» расходящейся в обе стороны лестницы казался чем-то особенным, восхитительным. Присоединившийся к друзьям Мартинсен почему-то смущенно хлопнул Бамсе по плечу:

— Можно подумать, ты в музеях или в отелях не бывал.

— Хороший дом, — буркнул, направляясь мимо, Сольвай. — Пойду в сад.

— Да это совсем не просто «хороший», а волшебные чертоги, ты же видишь! — вдогонку начал было Алекс.

— Ничего, раскрутимся — и ты себе такую же хату построишь, — поддержал его Ким, — еще лучше.

— Ни фига ты не понимаешь, Гуль, — разулыбался Алекс. — Такое не купить, это ж старина, красота, отполированная веками.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
После банкета
После банкета

Немолодая, роскошная, независимая и непосредственная Кадзу, хозяйка ресторана, куда ходят политики-консерваторы, влюбляется в стареющего бывшего дипломата Ногути, утонченного сторонника реформ, и становится его женой. Что может пойти не так? Если бывший дипломат возвращается в политику, вняв призывам не самой популярной партии, – примерно все. Неразборчивость в средствах против моральной чистоты, верность мужу против верности принципам – когда политическое оборачивается личным, семья превращается в поле битвы, жертвой рискует стать любовь, а угроза потери независимости может оказаться страшнее грядущего одиночества.Юкио Мисима (1925–1970) – звезда литературы XX века, самый читаемый в мире японский автор, обладатель блистательного таланта, прославившийся как своими работами широчайшего диапазона и разнообразия жанров (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и ошеломительной биографией (одержимость бодибилдингом, крайне правые политические взгляды, харакири после неудачной попытки монархического переворота). В «После банкета» (1960) Мисима хотел показать, как развивается, преображается, искажается и подрывается любовь под действием политики, и в японских политических и светских кругах публикация вызвала большой скандал. Бывший министр иностранных дел Хатиро Арита, узнавший в Ногути себя, подал на Мисиму в суд за нарушение права на частную жизнь, и этот процесс – первое в Японии дело о писательской свободе слова – Мисима проиграл, что, по мнению некоторых критиков, убило на корню злободневную японскую сатиру как жанр.Впервые на русском!

Юкио Мисима

Проза / Прочее / Зарубежная классика