Читаем Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ) полностью

Было ли старику страшно? Да. Было. Очень страшно. Такого страха он не испытывал даже тогда, когда его крутая нравом любимая госпожа дважды едва не отрубила ему голову… Но сейчас страх был похож на непреодолимые чары кровопивцев, лишающие эльфа своего «я», настолько мощным, что подумалось, а не… Нет, суицидальные настроения в принципе не свойственны некогда самой могущественной эльфийской расе, наоборот, главный видовой признак эльфов — выживание любой ценой. Ценой гордости, чести, ценой былого величия и дорогого блеска, ценой добровольного согласия на низкую службу и унижения, на позорную, от рук самодуров-людишек, смерть сотен единокровных братьев и сестёр ради спасения всего эльфийского рода. Это и толкнуло их много веков назад в рабство к глупым, малоискусным, да и просто недалёким волшебникам, единственный плюс (но решающий) которых состоял в том, что они, будучи слабыми, могли противостоять грозным и кровожадным вампирам. А эльфы — не могли… Настоящие вампиры, прежние, первые, в жилах которых текла неразбавленная ночь, убивавшие взглядом, в древности намеревались устроить ярым ненавистникам эльфам Общую казнь, принести всю, до последней капли, эльфийскую кровь в жертву своим ненасытным демонам — и эльфам ничего не оставалось, как уйти в рабство к магам за вечный дом и вечную защиту. Время подтвердило, что решение это было мудрым, как все решения, принимаемые эльфами: пусть и внешне никчёмными, уродливыми, маленькими, голыми существами, бесправными, смыслом существования сделавшими службу своим бестолковым господам, но эльфы выжили, сохранили не только генофонд, но и уникальную магию. «Вон, плодятся и размножаются, чучелки, под любой подходящей крышей магического дома появляются на свет наши чада… — Кричер не без приязни, с одобрением и гордостью посмотрел на неуклюжих Гребби и Чикки, помогавших ему тащить на чердак заветный мешок. Эльфята пыхтели, кряхтели, тихонечко (думая, что старший не слышит) матерились и даже пукали от усердия — груз был слишком тяжёл для них двоих, а старый эльф не мог сейчас позволить себе тратить силы, — но волокли то, что велено, даже не помышляли сдаться и бросить. — Красавчики», — залюбовался ими старикан и испугался тёплого прилива, колыхнувшегося в душе: не время сейчас нюни распускать; воин, впустивший в сердце жалость и любовь, — труп. Чувства к хозяйским детям — не в счёт, примерному домовику положено души не чаять в господах, а особливо в их малолетних наследниках: таковы условия древнего магического контракта. А прикипать к юным эльфам — не время…

— Ой! Ёба… ёо-о-о ёо-о-о! — перебил его мысли надрывный крик: Гребби придавил тяжеленным мешком ногу, споткнулся на последней ступеньке, повалился и задрыгал всеми конечностями.

— Цыц! Молчать! — рявкнул Кричер. — Экие неловкие, пораскорячились тут. В наказание не позволю вам в хозяйской спальне пыль вытирать, засранцы криворукие!

Покалеченный эльфёнок тут же притих, только, поскуливая, обиженно надул щёки. Его братишка героически пытался тащить громыхающий мешок в одиночку.

— Ладно, бросай, немощь лопоухая, почти пришли. — Кричер остановил его, огляделся, потрогал шершавую чердачную стену, принюхался и даже лизнул старую доску. — Здесь. Всё, мелкотня, теперь брысь отседова! И чтоб не подглядывали — а то зенки полопаются! Не забудьте потом возвратить всем камни. Если не вернусь — тем паче отдайте до единого владельцам!

Помощники, испуганно переглянувшись, прытко рванули с места: Чикки бегом, а Гребби на четвереньках. Секунда — и оба скрылись за лестничным маршем, Кричер остался один.

«Интересно, — подумал он, пытаясь усмешкой унять непроизвольный тремор, — будут подсматривать или правда испужались? — Снизу из-за балки показался крошечный кончик эльфийского носа и блеснул глаз. — Смелые и любопытные, нашей породы! — Выдохнул с облегчением Кричер. — Вот и славно, есть на кого дом оставить…»

Теперь он сам, но тоже волоком (чтобы тратить поменьше магии), подтянул мешок к стене, ровно под крошечное оконце, развязал его и начал вытаскивать камни. С виду обычные, разных оттенков, округлые булыжники, не особо большие, но увесистые. Ими Кричер принялся аккуратно выкладывать подобие арки или имитацию полукруглого дверного проёма прямо в нужном месте чердака. Если всё получится, то образуется портал — вход, через который эльф попадёт туда, куда необходимо.

Каждый такой камень был ценнейшим эльфийским сокровищем, оберегом и обладал неимоверной силой. Их достали сотни эльфов (кто вынул из фундамента хозяйского дома, кто — из подвала, а кто — из глубокого колодца или просто из ямки, вырытой перед порогом) и передали тому, кому доверяли, тому, кто впервые за многие-многие годы попросил у собратьев помощи…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
После банкета
После банкета

Немолодая, роскошная, независимая и непосредственная Кадзу, хозяйка ресторана, куда ходят политики-консерваторы, влюбляется в стареющего бывшего дипломата Ногути, утонченного сторонника реформ, и становится его женой. Что может пойти не так? Если бывший дипломат возвращается в политику, вняв призывам не самой популярной партии, – примерно все. Неразборчивость в средствах против моральной чистоты, верность мужу против верности принципам – когда политическое оборачивается личным, семья превращается в поле битвы, жертвой рискует стать любовь, а угроза потери независимости может оказаться страшнее грядущего одиночества.Юкио Мисима (1925–1970) – звезда литературы XX века, самый читаемый в мире японский автор, обладатель блистательного таланта, прославившийся как своими работами широчайшего диапазона и разнообразия жанров (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и ошеломительной биографией (одержимость бодибилдингом, крайне правые политические взгляды, харакири после неудачной попытки монархического переворота). В «После банкета» (1960) Мисима хотел показать, как развивается, преображается, искажается и подрывается любовь под действием политики, и в японских политических и светских кругах публикация вызвала большой скандал. Бывший министр иностранных дел Хатиро Арита, узнавший в Ногути себя, подал на Мисиму в суд за нарушение права на частную жизнь, и этот процесс – первое в Японии дело о писательской свободе слова – Мисима проиграл, что, по мнению некоторых критиков, убило на корню злободневную японскую сатиру как жанр.Впервые на русском!

Юкио Мисима

Проза / Прочее / Зарубежная классика