Читаем Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ) полностью

— Поговорим завтра, — Министр поднялся, солидно оправив на животе мантию, — жду тебя в десять утра на закрытое совещание в моём кабинете. Вот — пропуск. — На тумбочку легла круглая картонка с гербом, похожая на бумажный галлеон. — А сейчас спи, набирайся сил, ты нужен нам, Гарри. Ты нужен магической Британии.

— За Британию я всех на лоскутки зубами порву, — без капли иронии ответил Поттер и посмотрел в глаза Министру. Тот нахмурился, не понимая, как реагировать на такое заявление Главы Аврората, однако, похоже, списал слова Поттера на последствия пережитого стресса.

Два взгляда, как два рыболовных крючка, зацепились друг за друга — не растащить. Один — против другого, и оба — единое целое.

Они понимали (ни Поттер, ни Бруствер не были дураками), что являются противниками, не питали на этот счёт иллюзий, знали, что играют друг с другом в кошки-мышки. Только каждый считал себя кошкой, котом, свирепым, могучим, мудрым и хитрым хищником. А врагу отдавал роль жертвы. Преимущество Гарри Поттера заключалось в том, что он с недавнего времени чётко понял, что Бруствер — не мышь, не трусливый, лишь жрущий, испражняющийся и сношающийся грызун, а человек с идеалами, за которые готов драться и положить многое. Жизни — чужие и свою. Такую мышку льву Поттеру не прихлопнуть одной лапой. Придётся долго и основательно готовить ловушку, без намёка на промах.

«Жаль только, что времени на «долго и основательно», кажется, совсем нет», — подумал Гарри, когда за Министром закрылась дверь.

……………………………………………….

(2) Аналог русской пословицы «Лес рубят — щепки летят»: You can’t make an omelette without breaking eggs.


*

— И последнее, Мистер Долгопупс… — Уже закрывая двери, адвокат повернулся. И как бы нехотя сказал, не глядя в лицо своему подзащитному: — Ваш отец смещен с должности и находится под административным расследованием. По этой причине в свиданиях отказано.

Гай вскочил с койки:

— За что?! Как?

— А вы не догадываетесь? — голос защитника был тускл и непрофессионально выдавал скуку. — Визенгамот удовлетворил мою просьбу об отводе. Вашим делом будет заниматься мисс Кобург, независимый от коллегии... юрист. Никто не захочет рисковать. Извините. Впрочем, это отложит процесс. Желаю удачи, молодой... животное!

— Сука! — Гай ударил осклизлую стену и упёрся в неё же лбом, как истеричный ребёнок, который от страха и нервов колотит кулаками пытающуюся успокоить его мать.

Азкабан давался младшему Долгопупсу трудно. Волчья суть притаилась и ныла глубоко внутри мозга, рождая кровавые мороки: во сне он драл клыками собственное горло, убивая и наказывая себя, пожирая собственные кишки, хрустя костями и лакая свежую кровь… Свою! Которая всё лилась и лилась, не впитываясь в лёд… Гай выжигал, нет, сжирал в себе оборотня. Боролся как мог, не убегая от сновидений, не боясь сойти с ума… Сумасшествие — обычное, человеческое — просто игра по сравнению с реалиями ликантропа.

Два свидания, которые сумел пробить Тедди Люпин (одно — с родителями, на второе пришел сам), дали оборотню Долгопупсу очень много — надежду и покаяние; а способ он придумал сам — убить в себе тварь! И повернул-таки, качнул чашу весов — маг пересиливал волка. Медленно, неохотно, сопротивляясь до конца, малюсенькими шажочками мощных лап, с болью, которую с трудом выдерживали нервные окончания постоянно бунтующего тела, волк Гай в нём отступал, склонял гривастую башку, поджимал уши, скалился, капая вязкой слюной на пол, однако не смел смотреть человеку Гаю в глаза — боялся.

Дверь вдруг снова открылась, впустив в камеру полненькую блондинку:

— Здравствуйте, я мэтр Кобург-Мениген. Буду представлять вас в суде.

Гай поднялся, не стесняясь мокрого лица, загреб обеими руками волосы и откинул их назад:

— Как вас зовут?

— Можете называть меня Зельда. — Она улыбнулась и села на колченогий, прикрученный к полу стул, раскрыла папку с документами. — Я никогда не проигрываю. Не сомневайтесь, вы в надежных руках, мистер Долгопупс.

— Гай, — сказал он.

— Гай, — согласилась она.

Среди кипы документов — белых листов, измаранных раздавленными блохами букв, — пестрели разноцветные закладки (мэтр Кобург-Мениген основательно подготовилась к первой беседе с клиентом): атласные ленты и глянцевые картонки, плетёные из шнурков и кожаные «кружева»; в клеточку, малиновые, канареечного цвета, полосатые, сине-зелёные, с рыбками, ромашками и вишенками… «Девчонка», — без неприязни подумал Гай, некоторое время даже не пытаясь оторвать глаза от этого красочного пира. И ни капли алого. И ни штриха чёрного. Захотелось потрогать каждую из закладок. Что он и сделал — протянул руку прямо к папке Зельды и коснулся одного разноцветного замшевого шнурка. А заодно, случайно — и её руки. Мисс Кобург удивлённо подняла тоненькие брови, но не убрала ни папку, ни ладонь.


*

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
После банкета
После банкета

Немолодая, роскошная, независимая и непосредственная Кадзу, хозяйка ресторана, куда ходят политики-консерваторы, влюбляется в стареющего бывшего дипломата Ногути, утонченного сторонника реформ, и становится его женой. Что может пойти не так? Если бывший дипломат возвращается в политику, вняв призывам не самой популярной партии, – примерно все. Неразборчивость в средствах против моральной чистоты, верность мужу против верности принципам – когда политическое оборачивается личным, семья превращается в поле битвы, жертвой рискует стать любовь, а угроза потери независимости может оказаться страшнее грядущего одиночества.Юкио Мисима (1925–1970) – звезда литературы XX века, самый читаемый в мире японский автор, обладатель блистательного таланта, прославившийся как своими работами широчайшего диапазона и разнообразия жанров (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и ошеломительной биографией (одержимость бодибилдингом, крайне правые политические взгляды, харакири после неудачной попытки монархического переворота). В «После банкета» (1960) Мисима хотел показать, как развивается, преображается, искажается и подрывается любовь под действием политики, и в японских политических и светских кругах публикация вызвала большой скандал. Бывший министр иностранных дел Хатиро Арита, узнавший в Ногути себя, подал на Мисиму в суд за нарушение права на частную жизнь, и этот процесс – первое в Японии дело о писательской свободе слова – Мисима проиграл, что, по мнению некоторых критиков, убило на корню злободневную японскую сатиру как жанр.Впервые на русском!

Юкио Мисима

Проза / Прочее / Зарубежная классика