Читаем Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ) полностью

Над головой с треском бухнуло — молния прицельно шарахнула по крыше. Одновременно в окне искрами фейерверка рассыпались шары, цветные пятна поскакали по полу к Гарриным ногам. Он открыл окно и, как от жажды, глотнул прохладного воздуха, это помогло притормозить, а затем и вовсе остановить ощущение неправдоподобности происходящего, которое давно не посещало Гарри Поттера, пожалуй, уже лет… двадцать девять или около того. Кажется, что ты — центр твоей собственной вселенной, придуманной тобой же; стоит стряхнуть фантазии — и вернёшься в настоящий мир, тусклый, скучный, повседневный, но при этом вовсе не безопасный… Нет, именно этот мир — настоящий, то, что сейчас окружает его: магический салют, до последнего держащий оборону перед грозой; беззащитная жизнь младенца, появившаяся, словно ниоткуда, — и тишина. Прошлое и будущее, взявшие настоящее в кольцо. Заглушающие над домом двенадцать на площади Гриммо, вероятно, замкнуло непогодой, а может, кто-то из обитателей дома намеренно или случайно усилил их до абсолюта — как Гарри ни прислушивался, не мог уловить ни звука. Безмолвие перед бурей? Или во время?..

Счастливый отец вышел и тихо прикрыл за собой дверь. Счастливым он не казался.

— Что с ребенком, как они? Она в сознании? — Дом был подозрительно тихим, и Гарри почему-то тоже заговорил шёпотом.

— Магический сон, — прошептал Роджер. — Шестимесячный… он.

Разгулявшаяся за окном стихия делала эти неожиданные родины таинством, будто вырезав из реальности всех: и уже спящую Джинни с новорожденным, нервного, бледного Роджера и самого Гарри, сделав их тенями, плывущими в беззвучии глаза циклона, когда время остановилось, звуки немы и невозможно определить, где верх и где низ…

— Слушай… Га… Гарри, — Поллак нервничал. — Хочу, чтобы ты знал и больше эту тему не поднимал никогда.

— Да что стряслось? — Поттер ничего не понимал и невольно начал поддаваться его настроению.

— Джинни назвала сына Артур… Гарри Фредерик. Но ты запомни: он — Поллак! А не Поттер! И тем более не Блэк. — Всегда такой доброжелательный и спокойный муж Джиневры как отрубал каждую фразу, даже напоследок резанул ладонью воздух. Громыхнуло совсем близко.

— Родж, ты чего?..

— Клянись!

— Да с чего такие подозрения, не понимаю! — Гарри уже готов был психануть — Поллаки что, на пару под гормонами?

— Всё забываю, что ты полукровка. Ой, не обижайся на слово. Потом объясню. — Новоявленный папаша, видимо, расслабился. — Я к камину. Спасибо за всё.

— Хозяин, постелено, — рядом с озадаченным и злым Поттером отчитался Кричер.

— Так я прика… попросил мне всё собрать.

— Нужды нет, лорду можно дома ночевать, а не как хип-гоп… — домовик споткнулся на непривычном неологизме, — как гопник по диванам на службе валяться. Господин граф и сэр Джеймс в новую верховную резиденцию отбыли, «Башня скребущая небеса» называется, — с гордостью сообщил он. — И чужие с подсадным дитем убрались.

— Где ты этих слов нахватался?

— Леди Лили так сказала, — весомо заметил Кричер. — Так стелить в спальне?

— Слушай, объясни-ка, что Роджер тут пёр про новорождённого сына? — Гарри сполз по стеночке и сидел на корточках вровень с лицом Кричера.

— В родовом особняке жена мужу дитя родит, — сказал тот и замолчал.

— Ну?

— Ты — лорд, она… рыжая, жена твоя, хоть и бывшая, да для магии всё одно. Так под твой майорат и идет выбляд… дитя — вассалом, а руку протяни — бастардом.

— Кем? Ни хера я в магии не пойму, ей богу! То есть я могу у Роджера сына отобрать, бред! — Поттер рывком встал, чуть не завалившись от резкого движения. — Тридцать лет в волшебном мире, а чем дальше, тем больше фигни всякой.

— Это точно, — подтвердил эльф. — Не надо нам чужих дитёв!


*

Уже в постели Гарри сквозь первые, самые сильные и желанные волны сна из как всегда непредсказуемо ожившего старого радиоприемника “Элкод” после приятной джазовой композиции услышал прогноз погоды: на Лондон надвигается мощный обложной грозовой фронт, за последние три часа в Гринвиче выпала месячная норм…


*

— Вот это да! Да! — Ким без усилия перепрыгнул через защитное стекло и вскочил на узкий парапет ограждения крыши, раскинул руки, дробно отчеканил каблуками. — Да-а-а! — зычно крикнул в небо, будто приказал. Ветер, тут же ухватив за волосы, попытался сбросить с виду слабого и худого человечка с многоярдовой высоты небоскрёба на городской асфальт и бетон. Но не тут-то было — Демон балансировал без усилия и счастливо улыбался, стирая с лица старавшиеся жалить дождевые брызги.

Не особо твёрдо стоящий на ногах, покачивающийся под зонтом Джей Эс понимал, что пьян, и не рискнул геройствовать, тоже выбираясь на край крыши, хотя очень хотел именно сейчас обнять любимого — дьявольски красивого, свободного, как эта ночь и ветер, как гроза, ревущая над ними, сверху и снизу, вокруг.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
После банкета
После банкета

Немолодая, роскошная, независимая и непосредственная Кадзу, хозяйка ресторана, куда ходят политики-консерваторы, влюбляется в стареющего бывшего дипломата Ногути, утонченного сторонника реформ, и становится его женой. Что может пойти не так? Если бывший дипломат возвращается в политику, вняв призывам не самой популярной партии, – примерно все. Неразборчивость в средствах против моральной чистоты, верность мужу против верности принципам – когда политическое оборачивается личным, семья превращается в поле битвы, жертвой рискует стать любовь, а угроза потери независимости может оказаться страшнее грядущего одиночества.Юкио Мисима (1925–1970) – звезда литературы XX века, самый читаемый в мире японский автор, обладатель блистательного таланта, прославившийся как своими работами широчайшего диапазона и разнообразия жанров (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и ошеломительной биографией (одержимость бодибилдингом, крайне правые политические взгляды, харакири после неудачной попытки монархического переворота). В «После банкета» (1960) Мисима хотел показать, как развивается, преображается, искажается и подрывается любовь под действием политики, и в японских политических и светских кругах публикация вызвала большой скандал. Бывший министр иностранных дел Хатиро Арита, узнавший в Ногути себя, подал на Мисиму в суд за нарушение права на частную жизнь, и этот процесс – первое в Японии дело о писательской свободе слова – Мисима проиграл, что, по мнению некоторых критиков, убило на корню злободневную японскую сатиру как жанр.Впервые на русском!

Юкио Мисима

Проза / Прочее / Зарубежная классика