Читаем Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ) полностью

«Мареновая защита — пелена, что покрывает истинно любимого человека, сделана может быть только единожды в жизни мага», — так читал Альбус, скукожившись на лавке в лаборатории Блэков. Именно здесь они частенько проводили с братом свои безумные опыты, подражая, возможно, дядьям, Джорджу и покойному Фреду. Теперь Ал был занят куда более серьёзным делом. Старинный рецепт, прямо скажем, укра… позаимствованный из тайной секции Хогвартса, обретал свою жизнь. Сомневался ли юный влюблённый, что хочет потратить свою единственную «мареновую попытку» на Матильду? Ни капли. Умный Альбус знал, что страсть и даже самая крепкая привязанность порою не вечна, понимал, что люди могут расходиться по разным дорогам жизни, но был твёрдо уверен: как бы ни сложилось его будущее с Мати, он, Альбус Северус Поттер, сделает всё, чтобы его любимая была счастлива и пребывала в максимально возможной безопасности. Поэтому уже второй день, включая часть ночи, торопясь успеть к концерту Кrom fendere, готовил любимой подарок. Не купленный в лавке артефакт, пусть даже самый мощный, а изготовленный своими руками и своей магией. Приобретённые за маггловские фунты у Королевского монетного двора Великобритании однограммовые слитки золота были им собственноручно превращены в опилки, расплавлены с кусочками серебра в обычном тигле обычной горелкой — никакой магии, — охлаждены спиртом и залиты в заранее выточенную в виде формы изложницу. Получившийся кулончик (простое сердечко) Альбус отполировал тоже вручную, приладил «ушко» от цепочки и только после этого начал колдовать: путем магического насыщения от делателя золотое сердце нужно было превратить в источник энергии, похожий на протоплазму, и тогда этот кусочек благородного металла сможет отвести от его владельца тёмные заклятия и даже даст возможность дышать в воде или огне. Ну… если всё получится…

— Ещё как получится! — Альбус, сверяясь с инструкцией, уверенно водил волшебной палочкой над кулоном. — Вот это и подарю… Прям сил нет ждать!

Матильда строго-настрого запретила ему звонить, только когда Мотыльки прибудут в Манчестер. Билет у него был — Тедди поспособствовал, конечно; оставалось только дождаться вечера четырнадцатого октября…


*

Четырнадцатое октября выпало на среду, что показалось Саю плохим предзнаменованием — не любил он середину недели. И дни рождения свои давно не любил. Нет, никаких комплексов по поводу взросления-старения не испытывал, с друзьями весело провести время и получить всякие там подарки — милое дело, просто не понимал, зачем праздновать именно этот день. Ну произвели его на свет четырнадцатого октября — и что? Чем гордиться-то, что праздновать? Это же случайность: зачали, выносили, вытолкнули в мир. Например, роды новоявленные родители, особенно мамочка, праздновать должны — серьёзное дело сделали, а какое отношение ребёнок ко всему этому имеет? Типа выжил в бушующем море жизни и добрался живой, относительно невредимый и даже, пожалуй, слегка поумневший до очередного столбика на своей жизненной дорожке? А уж так называемое совершеннолетие — вообще полнейшая мура. Ну кто, с какого рожна (родители? Государство?) решил, что человек в четырнадцать или там в семнадцать лет — безответственное чмо, а вот ровно в шестнадцать-восемнадцать-двадцать один приобретает какие-то мифические способности отвечать за себя и окружающих. Да кто-то и в двенадцать взрослее многих великовозрастных оболтусов…

Сборы группы и перелёт в Англию запомнились как что-то обычное, рутинное — сказывалась ли привычка или уже впившаяся зубами в тело и мысли усталость. В таком авральном режиме Мотыльки работали впервые и, разумеется, справились, но отдали подготовке к концерту почти все силы — сейчас, хоть и пытались балагурить и держать хвосты пистолетами, но выглядели притихшими, серьёзными, сосредоточенными, общались между собой чаще взглядами, а не словами. Однако Сай был уверен, что на концерте каждый из них «выпустит в небо свою ракету», и Кrom fendere зажгут манчестерское небо самым ярким салютом, который оно видело.

Едва взглянув на ночной город из окон везущего их суперкомфортабельного бронированного автобуса, скорее похожего на квартиру на колесах, «Хромовые крылья» пообщались с прессой и занялись обычной предконцертной суетой, оставив на отдых и сон всего несколько часов. Сай почему-то нервничал больше обычного. И только утром, еще толком не проснувшись, услышав на дифоне мелодию, которой закодировал некоего ГП, вздохнул с облегчением.

— Ты? Извини, что так рано. Потом у тебя времени не будет. Выйди потихоньку, — раздалось почти шёпотом в трубке, — в вестибюль, не буди своих волосатиков. Украду тебя на четверть часика. — Гаррин голос чуть дрожал, это было чертовски приятно слышать.

Саев сон сразу лопнул как надувной шарик, под ложечкой засосало:

— Уверен, что нам хватит пятнадцати минут?

— Потеплее оденься.

— О! Интересное начало для секса в туалете, неожиданное, интригующее.

— Паршивец. Спускайся быстрее, жду.

— А ты поднимайся, весь, чтобы времени не терять. — У Сая ожгло в паху.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
После банкета
После банкета

Немолодая, роскошная, независимая и непосредственная Кадзу, хозяйка ресторана, куда ходят политики-консерваторы, влюбляется в стареющего бывшего дипломата Ногути, утонченного сторонника реформ, и становится его женой. Что может пойти не так? Если бывший дипломат возвращается в политику, вняв призывам не самой популярной партии, – примерно все. Неразборчивость в средствах против моральной чистоты, верность мужу против верности принципам – когда политическое оборачивается личным, семья превращается в поле битвы, жертвой рискует стать любовь, а угроза потери независимости может оказаться страшнее грядущего одиночества.Юкио Мисима (1925–1970) – звезда литературы XX века, самый читаемый в мире японский автор, обладатель блистательного таланта, прославившийся как своими работами широчайшего диапазона и разнообразия жанров (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и ошеломительной биографией (одержимость бодибилдингом, крайне правые политические взгляды, харакири после неудачной попытки монархического переворота). В «После банкета» (1960) Мисима хотел показать, как развивается, преображается, искажается и подрывается любовь под действием политики, и в японских политических и светских кругах публикация вызвала большой скандал. Бывший министр иностранных дел Хатиро Арита, узнавший в Ногути себя, подал на Мисиму в суд за нарушение права на частную жизнь, и этот процесс – первое в Японии дело о писательской свободе слова – Мисима проиграл, что, по мнению некоторых критиков, убило на корню злободневную японскую сатиру как жанр.Впервые на русском!

Юкио Мисима

Проза / Прочее / Зарубежная классика