Читаем Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ) полностью

Его присутствие в гостиной почувствовал сразу. Незваный и нежданный гость стоял спиной ко входу в чём-то похожем на тюремную робу, даже подобие шапочки имелось, и смотрел в огонь камина.

— Ты сейчас так на Сириуса похож. А что наряд такой… непритязательный? Здравствуй.

— Меня Кричер впустил, через каминный коридор. Не возражаешь? — Малфой глянул на него из-за плеча, не поворачиваясь. — В Мунго ведь робы жёлтые, веселенькие, а по мне так серый больше соответствует. Вот и поколдовал немного.

— Уже можешь? — Поттер сбросил с плеч расстёгнутый форменный пиджак. — Садись.

Драко хмыкнул, словно что-то прошуршало:

— Насиделся уже, на всю жизнь. Отсидел, двадцать с лишним строгого режима, одиночного. И отлежал — завтра выписывают. — Однако, вопреки своим словам, он подошёл и всё же уселся в подобие вольтеровского кресла.

— Ты мне не ответил — колдовать можешь?

— Поттер, ты крет… — Драко осёкся. — Надо поговорить.

— Хорошо, тогда поднимемся в кабинет и… Чикки! — крикнул Гарри грозно. — Вина и поесть, пулей!..

— У меня, понимаешь ли, в лечебнице имелся досуг для размышления и чтения. И вот что я тебе скажу… Спасибо. — Драко потянулся, чтобы взять из Гарриной руки бокал Моденского.

— Что? Закусывай, тебе поправляться надо, совсем тощий.

— И страшный? — Драко снял больничную шапочку — волосы немного отросли, и, может, из-за этого выглядел он странно — молодо… даже слишком. И дерзко. Совсем не похож на Скорпи, разве что отдалённо, нечто общее, одна порода, не более. Юный Драко Малфой, болезненно кусающий потрескавшиеся от поцелуев губы, нервозно прячущий взгляд… Затравленный. Отцом, войной, обстоятельствами, Поттером, любовью… Нет, этот «мальчик», медленно, с каким-то феерическим достоинством тянущий из тонкого блэковского хрусталя тёмно-красное Ламбруско, был совсем другим: уверенным, спокойным, непоколебимым, закалившимся в своём отчаянии. Живым. — Газеты. Если их читать внимательно, то можно составить полную и объективную картину мира. Опасный расклад получается, неладно что-то в… вашем королевстве.

Гарри молча кивнул, пригубив вино. Совсем нехмельное, будто выветрившаяся любовь… или улетевшая в параллельный мир; там, за чертой, оно — крепость и огонь, выжигающий кровь, сносящий крышу, лишающий душу покоя, а здесь, на этой стороне параллели, — всего лишь глоток с нежным фруктово-цветочным ароматом, незабываемым, но не властвующим над тобой.

Малфой отставил недопитый бокал:

— Опустив общие места, надо сказать, что это последствия двух твоих главных просчетов.

— Интересно, излагай. — Поттер устроился поудобнее, даже ноги вытянул. Чувствовал он себя с нежданным гостем неожиданно свободно, будто продолжал совсем недавний дружеский разговор.

— Основной ошибкой было — уж по скромности моей начну с этого — то, что после победы над Тёмным Лордом…

— Ого! — Гарри машинально дёрнулся.

— Не перебивай, мне скоро в палату надо вернуться, или выражай эмоции невербально.

«А Хорек-то и вправду в себя пришёл!» — с азартом подумалось осаженному хозяину Гриммо.

— Сразу надо было брать власть, Поттер. — Малфой наклонился к собеседнику, оставив руки на высоких подлокотниках кресла. — Некому тебе было объяснить теорию — вот и налажал с практикой. Последствия мы видим сегодня. — Возникла пауза. — Тут ты, Поттер, можешь повозражать. Нет, не станешь? — Драко качнулся назад. — Вернув всё на круги своя, прогнившие, между прочим, круги, застрявшие между средневековьем и промышленным веком, ты получил сегодняшнюю ситуацию. Ты перестал быть героем, Гарри. Человек с мировоззрением творца и воина совершил подвиг ради освобождения и счастья людей с мировоззрением мелких обывателей. И не сменив масштаб — стал просто усердным государственным служащим. Женился, осёл, э… осел, я хотел сказать. А набежавшие из щелей тараканы теперь радеют за… Сам знаешь, за что.

— А вторая ошибка? — Поттер уже слушал серьезно.

— Всё это ещё можно исправить — раз пошла вторая волна. Да, вторая — ты неправильно выбирал соратников; советники, ясное дело, сами выбрались. Нельзя делать «своих» и друзей — помощниками в таком трудном и грязном деле, как война или переворот. Я был бы тебе идеальным товарищем, тебе нужно было только позвать… Просто… Кстати, гораздо лучше всей твоей команды. Там только Грейнджер одна стоящая. А ты их считал хорошими, потому что… да и не считал, просто привык по сиротскому происхождению и глупой факультетской солидарности. Уизли не боец, Долгопупс провалил всю политику образования. Они не опора.

— Ты не прав.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
После банкета
После банкета

Немолодая, роскошная, независимая и непосредственная Кадзу, хозяйка ресторана, куда ходят политики-консерваторы, влюбляется в стареющего бывшего дипломата Ногути, утонченного сторонника реформ, и становится его женой. Что может пойти не так? Если бывший дипломат возвращается в политику, вняв призывам не самой популярной партии, – примерно все. Неразборчивость в средствах против моральной чистоты, верность мужу против верности принципам – когда политическое оборачивается личным, семья превращается в поле битвы, жертвой рискует стать любовь, а угроза потери независимости может оказаться страшнее грядущего одиночества.Юкио Мисима (1925–1970) – звезда литературы XX века, самый читаемый в мире японский автор, обладатель блистательного таланта, прославившийся как своими работами широчайшего диапазона и разнообразия жанров (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и ошеломительной биографией (одержимость бодибилдингом, крайне правые политические взгляды, харакири после неудачной попытки монархического переворота). В «После банкета» (1960) Мисима хотел показать, как развивается, преображается, искажается и подрывается любовь под действием политики, и в японских политических и светских кругах публикация вызвала большой скандал. Бывший министр иностранных дел Хатиро Арита, узнавший в Ногути себя, подал на Мисиму в суд за нарушение права на частную жизнь, и этот процесс – первое в Японии дело о писательской свободе слова – Мисима проиграл, что, по мнению некоторых критиков, убило на корню злободневную японскую сатиру как жанр.Впервые на русском!

Юкио Мисима

Проза / Прочее / Зарубежная классика