Мне выпал шанс — я у тебя первая!
Я любовь вижу, вдыхаю запах: в ней лаванда покоя,
Мускус траха, розы радости, каждодневного быта соя.
В ней есть обязательства. Да, черт возьми, в болезни и в здравии!..
(Голос Матильды углубился в хрипотцу — уже не девочка-припевочка дарила свою душу — да что там, всю себя без остатка! — любимому мужчине, который, как были уверены все зрители, наверняка находился поблизости…)
Полет души и кошечки, заботы, ревность, терзания!
В Любви бывают потери — ничего, потерпим!
Но нет наказания. И нет боли.
В настоящей любви, есть всё — в разной доле.
Но пусть, заклинаю, не будет боли!..
— В ней нет места боли-и-и… — Свечка закончил виртуозное соло, чуть не порвавшее слушателям барабанные перепонки. Свет на сцене сошёл с ума, давая ядерные вспышки, пробивающие зал насквозь, пол под ногами зрителей потерял прочность, оказался прозрачным и бездонным — по нему поплыла полномасштабная голограмма, — и все находящиеся вокруг сцены и на трибунах будто ухнули в бездну…
Шквал аплодисментов. Крики восторга. У Гарри заложило уши, Министр поморщился и поправил рядом с мочкой что-то невидимое — портативный микрофон или аналогичный артефакт, догадался Главный аврор.
Снова погас свет, медленно, как в старинном кинотеатре. На сцене зажгли факел и закрепили в золочёной кованой подставке рядом с Гулем — он приготовил смычок своей Гварнери, второй факел вырвал из кромешной, как черная тушь, темноты Сольвая Сванхиля, сидящего на рояльной банкетке. Клавиатура инструмента, ласкаемая бликами огненных языков, гибкие пальцы музыканта интимно трогают клавиши… Первые же звуки дуэта вызвали удивленный ропот настроившегося на возвышенный лад зала: Мотыльки начали залихватски играть какой-то раздолбанный мотивчик, нарочито мультяшный, с привкусом восточного колорита.
Метнулся луч прожектора. На закрытой крышке рояля — стоит Матильда Вантуле… Круглая, как яблочко, коленка в сверхпрозрачных шальварчиках кокетливо выставлена вперёд, на лице — воздушная чадра, всё остальное выглядит, как задумано матерью природой — то есть абсолютно натюрэль, ню, лишь соски целомудренно прикрыты золотыми кистями.
Глаза прекрасной одалиски — нет, юной султанши! — будто колдовские магниты скользнули по залу, не задевая ничьих лиц конкретно. И вдруг в них дрогнуло странное выражение... Стоп! Матильда даже тряхнула головой, прогоняя внезапное наваждение: профессиональная тренировка, как часто повторяет Сай — никогда не отвлекаться на реакцию зрителей. Не помогло — Мати не понимала, почему её всем существом тянет к левому крылу сцены? Туда, где недалеко от помоста — сердце стукнуло... — сжав кулак на груди и широко раскрыв глаза, замер… Она едва не произнесла его имя вслух, чуть не сбила дыхание — он!
— Что она творит? — процедил Гуль, почти не открывая рта. Слегка отвернувшись, он сошёл с размеченной для видеокамер маркировки.
Сольвай поднял взгляд от клавиш и, только теперь заметив, что находится в тени, просто уставился на Вантуле... Чуть ли не приподнимаясь над роялем, она рассыпала с пальцев мелкую золотую пыльцу и, окутанная ею, стала…
— Бля! — прошептал пораженный Сванхиль. — Сейчас взлетит!
Возникла достойная пера юмориста ситуация: Андрис, воспользовавшись тем, что меньше всех на сцене освещён, подкрался к начавшей то ли непроизвольный, то ли умышленный полёт Стрекозе и цапнул её за штанину:
— Давай, детка, по сценарию, да? А то Сай штраф выпишет.
На что летунья счастливо рассмеялась — по залу запрыгали колокольчики серебряного голоска — и как ни в чём не бывало подразнив публику танцем живота, продолжила свою партию.
Ты решил на мне жениться, Аладдин,
Я невинная девица, Аладдин,
Что же скажет твой папан…папаша — злой султан?
У меня от страха леденеет душа!
(Бедра Баядерки сделали круг, а обнаженный живот пошёл волнами).
Ты же был покорный сын, Аладдин!
Посади меня на свой… ковер.
Унеси за кромку гор,
В свой шатер, Аладдин!
(Теперь Мати реально пела одному единственному своему зрителю, не отпуская его глаз ни на секунду. Весь остальной мир перестал для неё существовать).
И у нас родится сын, Аладдин,
И быть может не один…
Ты подумай, Аладдин!
Плавные телодвижения пери, однако, совсем не соответствовали почти невинной песенке, только несколько человек в зале, которым и был сей экспромт адресован, ну и, разумеется, «соучастники» Мотыльки, хорошо поняли заключенный в ней юмористический посыл. А остальная публика просто наслаждалась эротическим шоу.